Точка сборки

И на четвертый день Альберт поднимается на вертолетную площадку проводить Сашка, несет сумку с продуктами, которую они собрали ему на дорогу.

– Как там решится с заповедником, я сразу телеграмму тебе дам. Если что – сгоняю в Москву по-быстрому и к белковке – сюда.

Альберт кивает и молча продолжает подъем. Когда Сашкины слова полностью растворяются в стрекоте саранчи, когда за вершиной склона уже показывается избушка аэропорта, он говорит:

– Приезжай всегда, как захочешь, не забывай нас.

Они выходят наверх и слышат, как к стрекоту саранчи примешивается далекий стрекот вертолета. Альберт останавливается:

– У меня младший братик был. Умер, когда ему тринадцать лет было. Потом я сильно по нему скучал. – Улыбается, смотрит в глаза. – А теперь ты, Сашка, мне как младший братик.

Потом происходит суета высадки и посадки, вертолет поднимается, уходит на запад, и Сашок сидит у круглого окошка счастливый, смотрит вниз, и на душе не осталось и следа сомнений: его, такого, каким он был весь год, со всей его радостью и недоразвитостью, его приняли здесь в семью. Альберт сказал, что он теперь – как младший братик.

А еще, когда машина, закарабкавшись на высоту, дает ему возможность последний раз увидеть долину сверху, различить домики, рассыпавшиеся в беспорядке по склонам, словно стадо коров, он вдруг понимает, почему год назад букалинские места показались ему сразу такими родными и знакомыми.

Сашок вспоминает, как во время очередной болезни при свете настольной лампы, прикрытой газетой, чтобы ребенку не било в глаза, мама читала ему «Песнь о Гайавате» Лонгфелло. Книжку, с которой он потом спал, которую прочитал тридцать три раза.

Мама ему и подарила впервые эти места.

И строчки ровно и размеренно полезли в голову, как будто только и ждали удобного случая, чтобы вспомниться:

Средь долины Тавазэнта,В тишине лугов зеленых,У излучистых потоковЖил когда-то Навадага.Вкруг индейского селеньяРасстилались нивы, долы,

А вдали стояли сосны,Бор стоял, зеленый – летом,Белый – в зимние морозы,Полный вздохов, полный песен…

Материалы к главе «Средь долины Тавазэнта»

Алмысы

Алмыса также называют дьec тырмак – медные ногти или когти. Часто выступает в облике красивой женщины с медными ногтями, может принять облик любого человека, животных (белой или синей козочки, щенка) и неодушевленных предметов (например, обрезка старого войлока – курумчы). Рисунки алмысов (

алмыстьиг тьюpyзy) часто называют петроглифами.

Самки носят детенышей на спине и кормят прямо на ходу, для чего имеют длинные груди, которые закидывают назад через плечо или просовывают под мышку.

Алмысы имеют свою материальную культуру – одежду, обувь, игрушки. Глиняные игрушки алмысов, отдаленно напоминающие человека и животных, можно во множестве видеть рядом с селом Букалу у реки, рядом с пещерами.

Во время экспедиций, организованных Институтом этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая в 2003–2015 гг., один из информантов высказал предположение, что во второй половине ХХ века алмысов из СССР насильно депортировали в Монголию. Теперь лишь «редко особи заходят, но потом уходят, зная про запрет, что им жизни не будет».

Вихри

Вихри туунек бывают двух видов – обычные и вихри «с хозяином» (ээлу туунек), поднимающиеся до самого неба и происходящие в тихую безветренную погоду. Люди, попавшие в ээлу туунек, люди, у которых подобные вихри унесли какие-либо предметы быта или одежды, разрушили жилище, обычно заболевают и умирают.

В качестве противодействия ээлу туунек

можно плевать в его сторону три или семь раз, кидаться камнями, материть туунек или произносить слова заклятий. Помогает наличие плетки-камчи с красной таволговой рукояткой, которая хороша также и на местах скопления злых духов – тургаках.

Волки

Предок тюрков вскормлен волчицей, так же как Ромул и Рем или царь Персии Кир Великий. Но у тюрков волчица не только кормилица, но и жена предка, мать его десятерых детей. Потомок сильнейшего из десятерых привел свой народ на Алтай, где племя и стало называться «тюрк».

Англия покончила с волками в 1680 году.

Сейчас волков в мире насчитывается около ста тысяч, это население такого города, как Магадан или Ессентуки.

Первый русский волк известен на серебряной оправе турьего рога из Черной могилы – захоронения Х века возле Киева. «Этот волк, как и его сказочные потомки, благожелательны к человеку и к жизненному началу вообще», – сообщает Б. А. Рыбаков.

Среди барельефов Дмитровского собора во Владимире уже более двух десятков волков, среди которых попадаются волки с «процветшими хвостами». Полагают, что «процветший хвост» – символ мирового древа.