Обед шел своим рутинным чередом. Энди курсировал между кухней и столовой, приносил новые блюда и уносил грязную посуду. Томми предлагал нам кушанья. Джонсон наливал вино и наблюдал за процессом. Первые минут пять мы молча жевали, потом постепенно завязался разговор. Я трещала, как сорока, совершенно забыв о том, что для Люськи и Питера мой совершенный английский — новость.
Время от времени я ловила Люськин удивленный взгляд. Озадаченно сдвинутые брови, вертикальная морщинка над переносицей. Впрочем, это относилось не только к моей болтовне. Она переводила взгляд с меня на Тони, и ей, похоже, что- то не нравилось. Или ее что-то удивляло, я не могла толком разобрать.
Люська и Питер рассказывали о Париже, мы с Тони — о том, где успели побывать за время их отсутствия. В том числе и о ярмарке святого Иоанна.
— Через костер не прыгали? — поинтересовался Питер. — Но вообще-то это не очень интересная ярмарка. Вот Георгианский фестиваль — другое дело.
— Мне Тони рассказывал про булл-раннинг, — кивнула я. — И про фестиваль тоже. Жаль, что осенью меня здесь уже не будет.
— Ничего, в следующий раз обязательно приедешь так, чтобы захватить сентябрь.
— Питер, — засмеялась я, — наверно, только англичане с такой уверенностью могут строить планы на много лет вперед. А мы никогда не загадываем на будущее. У нас даже поговорка есть: «Хочешь насмешить бога — расскажи ему о своих планах».
— Жизнь в империи, жизнь на острове, — сказал Тони, сделав глоток вина. — Видимо, дело в этом.
Он по-прежнему был напряжен и ни разу не заговорил со мной первым. Мало того, даже не посмотрел ни разу в мою сторону.
— Когда я собирался жениться…
— В первый раз или во второй? — ядовито перебила я.
— Во второй, — коротко ответил Тони. — Мы жили в квартире Хелен. Это был подарок ее родителей. Квартиру они оформили в leasehold, на ограниченный срок владения
— девятьсот девяносто девять лет. И вот когда мы решили пожениться, Хелен забеспокоилась. Мол, надо выкупить и оформить freehold — бессрочное владение. Я сразу не понял, зачем, ведь это лишняя трата времени и денег. Тем более, квартира была маленькая, мы планировали ее продать и купить другую, побольше. Или дом. Но риелтор подтвердил, что люди предпочитают при покупке недвижимости freehold, потому что хотят быть уверенными: это действительно их вечная собственность.
— Тысяча лет — да, это же так ненадежно, — фыркнула я. — И что, чем кончилось?
— Ничем. Мы расстались.
Повисло неловкое молчание.
— Это еще что, — поспешил прервать паузу Питер. — Я вам интереснее расскажу.
1913 год, Лондон, Вестминстер-холл, самое старое здание парламента в мире. На заседании комиссии по реставрации всплывает серьезная проблема. Здание начали строить в XI веке, закончили к XIV, несколько раз потом по мелочи ремонтировали, и вот наконец потребовался капитальный ремонт. Главное — нужно было заменить гигантские дубовые стропила. Дубрав в Англии осталось мало, старых — еще меньше. А тут нужны были дубы старше трехсот лет — все, что моложе, не подходили по размеру. И стала комиссия искать, нет ли документов, где записано, откуда дерево для стропил брали в прошлый раз, в XIV веке.
Нашли в библиотеке парламента список поставщиков. Телячий пергамент, выцветшие чернила. Выясняется, что дуб брали в Сассексе, в имении семейства Кортоп. И что поместьем этим по-прежнему владеет та же семья. Звонят главе семьи, и сэр Джордж Кортоп отвечает: да, все в порядке, дубы можно забирать.
Оказывается, когда прапра- и еще много раз прадед сэра Джорджа поставлял балки для строительства парламента, он сообразил, что рано или поздно для ремонта понадобится новое дерево, а дубы нужны такие, которым не менее трехсот лет. И немедленно приказал высадить новую дубраву. Саженцы высадили, пометили, в семейном архиве записали: дубрава для ремонта Вестминстер-холла. И передавали документ наследникам… пятьсот шестьдесят лет.
— Надо думать, сэр Джордж от души поблагодарил своего предусмотрительного предка, — фыркнула Люська.
— Еще бы, — кивнул Питер. — Сумму за эти дубы он получил очень и очень неплохую. Подозреваю, что тут же посадил новую дубраву, с расчетом на следующий ремонт и благодарность далекого потомка.
Часы пробили половину десятого, и Питер посмотрел на Люську, вопросительно приподняв брови. Та едва заметно кивнула, сложила салфетку и встала, за нею поднялись и мы. Питер и Тони отправились в библиотеку, а мы с Люськой — в гостиную. Как она говорила, сплетничать за кофе и рюмкой ликера.
22. Точки над Ё
— Что это было? — поинтересовалась Люська, когда Джонсон поставил перед нами кофейные чашки, разлил по рюмкам ликер и удалился, плотно закрыв дверь.
— Что было? — спросила я, прекрасно понимая, о чем она.
— Что между вами такое? Извини, я и хотела бы сказать, что это не мое дело, но, к сожалению, не могу.
Я открыла рот и… закрыла. Из глаз полились слезы.
— Ну-ка прекрати! — прикрикнула Люська. — Это платье нельзя стирать.
— У меня тушь водостойкая, — всхлипнула я.
Люська встала, подошла ко мне сзади, обняла за плечи, положила подбородок на макушку.