– Об этом мне уже всё известно, – шепчет Ян, глядя в мои глаза. Его губы похищают мой взгляд. Я снова ловлю себя на мысли, что до сих пор не знаю, какие они на вкус. Ни я, ни Ян ни разу не предприняли попытку поцеловать друг друга. Даже в самых сокрушительных порывах страсти. – Сколько тебе было, когда мама бросила тебя ради мужчин, которые забивали её шкафы шубами, а шкатулки – бриллиантами?
Едва заметно пожимаю плечами, коснувшись взглядом угольных пушистых ресниц. Когда они намокают, превращаются в огромные звездочки и придают суровому лицу Яна юношеское очарование.
– Я слишком часто оставалась с кем-то, у кого-то и где-то. Но на постоянку к бабушке переехала, когда мне было восемь.
– А до этого?
– У мамы было много подруг. Иногда я жила у них или они сами приходили присмотреть за мной. Приезжали няньки на час. Бывало, что я не видела её неделями, а когда она возвращалась, с упоением рассказывала мне о том, как побывала в сказочном замке, где жил прекрасный принц. Показывала мне подарки и всегда обещала, что, когда я вырасту, она обязательно возьмет меня с собой.
– Так вот откуда эта нелюбовь к сказкам и принцам, – тихо усмехается Ян.
– Сказки я любила читать и слушать. И верила в них. Но однажды всё изменилось. – Ложусь на бок лицом к Яну. Мои волосы касаются его руки. – Был конец декабря и мама собиралась на очередной «бал», – со смешком рассказываю я. – Она была очень красивой. Я мечтала быть такой же. И платье у нее было просто… Даже сейчас у меня мурашки от того, как потрясающе они дополняли друг друга. Она прихорашивалась, а я всё смотрела на нее с открытым ртом. Мне очень не хотелось, чтобы она уходила. Стоило ей выйти за дверь, как у меня сразу дыра внутри появлялась. И тогда я в миллионный раз просила её остаться, но она не могла, поскольку это ведь «бал»! Там принцы, танцы, любовь, как в сказках. Это уже потом я узнала, что «бал» в её понимании – светская тусовка, где собираются успешные люди, среди которых – влиятельные и богатые мужчины. В тот вечер должна была прийти очередная нянька, которой она заплатила. Но та опаздывала, а мама спешила. Она уехала, сказав, что у этой девушки есть ключ от двери и она с минуты на минуту приедет. Но… Но в тот вечер никто так и не приехал. Ни ночью, ни днем, ни вечером. Даже мама.
– Сколько ты находилась одна?
– Три дня. – Мне стыдно посмотреть в его глаза. Я лишь наблюдаю за тем, как мышцы мускулистого плеча напрягаются, будто Ян медленно сжимает кулак. – Я привыкла, что со мной всегда кто-то есть. Со мной играли, кормили, смотрели мультики и вообще говорили. И вдруг – никого. Поначалу было очень страшно, ведь любой посторонний звук означал присутствие какого-то чудовища, которое непременно хочет меня съесть. Наверняка, оно уже съело мою маму, няню, поэтому никто и не пришел ко мне. А потом, – продолжаю я, подняв глаза, – у меня как будто атрофировалось чувство страха. Мне казалось, что я одна не один, не два, не три дня, а целую вечность и это уже никогда не изменится. Я без конца смотрела одни и те же мультики, ела сладости, пила молоко. Мне кажется, я даже не спала. А потом вдруг в дверь позвонили. И вдруг все мои страхи моментально вырвались наружу. Я не могла замолчать и орала так, будто меня пытали. А потом я очнулась в незнакомой комнате, где было много всяких игрушек и узкий шкаф с книгами. Там было много сказок в розовых, красных и синих обложках. Они были очень красивыми, как моя мама. И такими же лживыми, как она.
– Сколько тебе было?
– Восемь.
Дрогнув от раздражения, веки Яна опускаются.
– Тебя забрала служба опеки?
– Да. Её лишили родительских прав и я переехала к бабушке. Она была не в восторге, конечно. Но мама регулярно давала ей деньги, привозила для меня игрушки и одежду. Да и я была послушной и тихой девочкой, которая не доставляла ей особых хлопот. Однажды мама приехала к нам поздно ночью. Она была очень взвинчена и сказала бабушке, что должна срочно уехать и ей нужны деньги. Они долго ругались, кричали друг на друга, бабушка обвиняла её чуть ли не во всех смертных грехах. И, когда мама уходила, она просто сказала мне: «Извини, что так. Вырастишь – поймешь меня».
– И ты поняла?
Его вопрос вызывает у меня жалкую улыбку.
– Умом я повзрослела очень быстро. Бабушка обозлилась, превратилась в невыносимую фурию, поливающую грязью не только маму, но и меня. И я поняла, если мне не удастся заручиться её даже самым слабым доверием, она отправит меня в детский дом, потому что всё во мне напоминало ей о лишенной всякого стыда, чести и совести дочери. По правде говоря, я…была с ней полностью согласна, хоть никогда и не говорила этого.
– И больше ты её не видела?
– Нет.
– А с бабушкой ты поддерживаешь связь?
– Она умерла два года назад. Похоронив её, я сняла квартиру, которая не так давно сгорела, и полностью влилась в настоящую взрослую жизнь. Вот и вся история.
– Не вся, – шепчет Ян, плавно моргнув. – Она тебе снится, да?
– Иногда, – терпеливо отвечаю я. – Разве, тебе не снится мама?