Тогда ты молчал

Чтобы ничего не сделать с Беной, вызывавшей в нем безумные желания, юноше нужна была замена. Осознание этого пришло к нему настолько естественно, что вовсе не шокировало его. Бена была женщиной, принявшей его сторону, его спутницей навсегда, с ней он хотел делиться всем. А остальные казались ему очень далекими. Он едва слышал их голоса, их запахи действовали на него отталкивающе, а то, что они говорили, думали, чувствовали, его не интересовало. Но их тела, служащие лишь заменой тела Бены, запретного для него, скрывали тайны, которые он должен был вырвать у них. Он мечтал увидеть бьющее сердце, подержать эти сильные мышцы, этот центр жизни в своей руке и ощутить его агонию. С животными ему никогда не везло, они умирали слишком быстро.

В рабочей комнате отца, которая после его смерти осталась почти нетронутой, он нашел книгу по анатомии и забрал ее в свою комнату. Он углубился в изучение книги, чтобы все сделать правильно, потому что у него не будет нескончаемого числа возможностей для выработки определенных навыков. Он должен научиться действовать молниеносно. Быть ловким даже в стрессовых ситуациях. Он не имел права поддаваться никаким чувствам, в частности ненасытности и эйфории. Он должен оставаться хладнокровным. Сильным.

«Я — сильный, — сказал он сам себе. — Я смогу

».

Он с удовольствием посвятил бы Бену в свои смелые планы, но ему все казалось, что еще не наступил подходящий момент, и пока что он оставил все, как есть.

14

Среда, 23.07, около 6 часов

В ночь со вторника на среду, 23 июля, Давид спал плохо, как это часто бывало с ним. Постоянные ночные дежурства расшатали его нервную систему, вследствие чего он ощущал постоянную усталость и никогда не чувствовал себя по-настоящему отдохнувшим. Но сейчас это было не единственной причиной того, что он ворочался в постели, словно в горячке, пока Сэнди не прогнала его на неудобный диван в гостиной. Лежа на нем, он час за часом переключал различные телеканалы, передававшие музыку и новости.

Когда наконец рассвело, он все же погрузился в неспокойный сон. Ему снилась девушка с темными кудрявыми волосами. Она шла впереди него, грива спадала ей на спину и блестела в невероятно ярком свете солнца. Давид чувствовал себя так, словно его запечатлели на старой выцветшей фотографии, но его как раз и не запечатлели, потому что он мог двигаться, — он бежал вслед за девушкой. Давид протянул руку, чтобы прикоснуться к ней, но как он ни старался, ему это не удавалось. Вокруг нее словно образовался невидимый защитный слой, сквозь который он не мог прорваться. Может, он совсем этого и не хотел.

Эта мысль заставила его остановиться: может, так и следовало поступить. Он остановился, а девушка удалялась от него с невероятной скоростью, словно на ногах у нее были семимильные сапоги. Он смотрел ей вслед и вдруг понял, кто это. Сильное возбуждение охватило его тело, от вожделения его начало трясти, ему казалось, что он умрет, если сейчас же не заполучит ее. Но она исчезла, оказалась вне досягаемости. Он пытался звать ее по имени, но у него пропал голос.

Даная. Он проснулся с ее именем на устах. Утреннее солнце ярко освещало комнату, и его эрекция фатальным образом напомнила ему о его сне, которого не могло быть, не должно быть.

15

Среда, 23.07, 6 часов 5 минут

Мона тоже лежала в постели без сна, но совершенно по другой причине. Рядом с ней храпел Антон, мужчина, который вместе с их общим сыном был ее семьей, потому что другой у нее просто не было. Так происходит, когда нет выбора. Мона вспомнила о Лин, своей сестре, которая всегда ей помогала, но с самого начала восприняла Антона в штыки. Фокус заключался в том, что Лин выросла не рядом с тяжело больной матерью, в квартале разбитых витрин, а у их общего отца, в красивом месте, где не существовало молодежных банд. Она могла позволить себе отвергнуть такого, как Антон. Тогда Антон защищал Мону. Он был одним из предводителей в их квартале, а она была его подругой, и поэтому никто не имел права прикасаться к ней, и это было хорошо. Благодаря этому Мона выдержала и сложный период своей юности, и болезнь матери, которой становилось все хуже и хуже, свое чувство вины, потому что она не могла помочь матери, а вместо этого хотела находиться далеко-далеко отсюда. Лин не знала, что это такое. Она имела возможность выбрать себе мужа сама, совершенно свободно, без давления извне.

Мона и Антон никогда не будут свободны друг от друга.

Вчера Мона и Лин разговаривали по телефону. Лин позвонила ей на мобильный, хотя у нее был номер их с Антоном домашнего телефона. Она сделала это специально.

— Ты все еще живешь у этого?

— Прекрати, Лин. Ты прекрасно знаешь, что его зовут Антон, и у тебя есть наш номер телефона.

— Антон, — Лин почти выплюнула его имя. — Он тебя угробит своими махинациями.

— Он нужен Лукасу. И мне.