Стоун начал как бы придумывать проект на ходу, описывал возможный маршрут и развлечения. Лушников слушал внимательно, поражённый неожиданностью и эрудицией товарища. Потом встряхнулся:
– Крутая задумка, «Алёшу» знают все наши. Боюсь только, они так быстро не раскачаются и вообще начнут ныть «далеко», «дорого», «опасно». Их на стандартное побережье нынче сложно собрать. А ты говоришь на лайнер. Можно посоветоваться с Лавровым, давай я ему позвоню.
Стоун вспомнил предостережение Керима и стал лихорадочно соображать, как избавиться от звонка Лаврову, третьему-лишнему. В этот момент пришло беззвучное сообщение от ребят из бюро, которые всё слышали «Предложи провести опрос на сайте, счётчик мы накрутим». Неплохо!
– Вадим, почему ты ссылаешься на одного лишь Лаврова? У тебя же есть интернет-сайт, все ваши им пользуются. Проведи онлайн-голосование среди русской диаспоры кто готов отправиться в незабываемое путешествие к настоящему, выстраданному, легендарному монументу? Когда ещё такое будет возможно? Наберём меньше тысячи желающих, отправимся небольшим кораблём. Если больше зафрахтуем лайнер. Я выбью у своих хорошую скидку за объём и за братство наших народов.
– Опрос? Голосование? Петька, ты плохо знаком с нашим менталитетом. Демократия то, что нас убило. Дай русскому возможность свободного выбора, и он озвереет, начнёт проявлять нетерпимость, гнуть своё и поносить чужое мнение. Вплоть до братоубийства. Особенно в интернете все становятся диванными воинами и обливают друг друга дерьмом.
Лушников сегодня был очевидно зол на соотечественников. Уж если кто кого и поливал дерьмом, то это господин главред, сейчас, своих. Либо это бывало с ним по пьяни, либо ему кто-то изрядно насолил Ковязин, Лавров или вчерашняя пассия. Стоун заинтересовался этим настроением и не стал пока давить лайнером. Он оседлал ту же волну самокритики, только на примере «своего» болгарского народа, и пытался прощупать границы ненависти Лушникова к русской диаспоре.
– У нас та же ситуация. Болгары на Кипре живут собственной шкурой и охотнее сходятся с какими-нибудь турками, чем со своими братьями.
– Не выдумывай, болгары милейший народ. Разрозненно живут? Но ведь тихо-мирно. А у наших иванов фантомная державная болезнь. Мы, понимаешь, самые умные. Белая кость! А посмотри, кто чего добился? Ресторан этот кто держит? Русские? Нет, вон он стоит, лыбится, Рустамчик Акунбеков, киргиз! Аквапарк кто в Пафосе строит? Серёжа Авакян, армяшка! Лавров, девелопер сраный, еврей! Вот, кто молодцы. А чем чище русский, тем противнее. Ватники! Знаешь, в своё время из России эмигрировали самые умные, цвет нации, утечка мозгов и так далее. Я думал, послушные инертные ватники сгорели в ядерном пламени, и в мире остались только интеллигентные, образованные русские. Успешные, энергичные и готовые жить по-европейски. Но как только где-то скапливается много наших, то снова появляется эффект ватника, прёт прямо изнутри. И хороший, казалось бы, человек снова становится русским в худшем смысле этого слова. Больше трёх не собираться это ж про нас!
Выпито было уже достаточно. Стоун и сам стал проникаться гневом к русским, которого очень давно не испытывал. Когда он стал фокстерьером русские были для него лишь безликими объектами. Убивая их, он не чувствовал ненависти. А ведь когда-то в прошлой жизни он был ярым националистом, гонявшим москалей. Сейчас алкоголь разархивировал эту ячейку его памяти. А вместе с ним и кое-что другое, неожиданное. Сам Стоун в пылу разговора этого не заметил, ему указали коллеги. Пришло сообщение из бюро: «Господин Петко Митев! Вы заговорили по-русски».
Стоун сначала даже не понял, что Керим имеет в виду. И только через несколько секунд, пока Лушников вещал что-то про национальный дух, до него дошло, что они с собутыльником общаются на чистом русском языке. Стоун вроде даже сматерился пару раз. Он крепко задумался, что делать? Возвращаться к английскому? Пьяный Лушников не заметил перехода на русский, но может обратить внимание на возобновление английской речи. Встать и выйти как бы в туалет, создать смысловую паузу на пять минут? Наверное, да. Но тут Стоун заметил стоящего неподалёку молодого официанта. Остальные посетители ресторана не особо интересовались разговором Лушникова и Стоуна, хотя говорили они громко. А этот официант с бейджиком на кириллице «Борис», сейчас изумлённо пялился на «болгарина». Ведь Борис обслуживал их раньше, и знал, что товарищ Лушникова какой-то болгарин Петко. И вот Петко стал неожиданно хорошо материться по-русски.
Нет, уходить в туалет плохой вариант. Официантик может сунуться к Лушникову с расспросами. Стоун не нашёл ничего лучше, как сделать вид, что разговаривает сейчас на болгарском. Он обратился именно к официанту, выдумывая неизвестный ему язык:
– Чого бачишь, хлопчешко? Истино глаголет пан Вадым?