Токио нас больше не любит

И хотя проще вопроса не придумаешь, я, по правде говоря, не очень хорошо представляю, что ответить этой доброй женщине, поскольку за то время без памяти, что я провел в больнице, мой мозг выказал признаки хаоса большего и иной природы, нежели хаос остальных людей без прошлого: старые сожженные образы проявляются, а другие, новые, пропадают. Медики мои этим крайне обеспокоены, даже придумали название: мнемоническая анархия.

Так что же я позабыл?

Сам вопрос абсурден, однако именно он витает в коридорах этого дома, когда наступает ночь. Вопрос, витающий внутри запертых комнат и в саду, над головами у нас у всех, кто гуляет и смотрит на небо всякий раз, когда дождь дает нам передышку. Тот же вопрос плавает по поверхности бассейна, мы унесем его с собой, когда уйдем отсюда. В сторону города, расположенного на конце шоссе, или любого другого города, столь же чужого.

Так что же я позабыл?

И откуда же я, на хрен, могу это знать, моя дорогая?

Единственное, что я могу ей ответить, это что часть того, что я, наверное, позабыл, остается здесь и что пока ты с ума сходишь, пытаясь потушить новые пожары, старые пожары продолжают жить со стойкостью образов из старых кинолент.

Что я позабыл?

Все молитвы, имена моих родителей, тень от деревьев рядом со стеной моей школы, чемпионат мира по футболу 78-го года, плавал ли я когда-нибудь на корабле, пулевые ранения, если таковые были, детей, если таковые есть, их лица, лица миллиона женщин, как ни странно — не так уж много фильмов, но некоторые напрочь, числа, возможно какой-нибудь язык, вечера, ночи, утра, вкус многих вещей, а также цвет многих вещей, сотни песен, сотни книг, советы, долги, обещания, направления, угрозы, улицы, пляжи, порты, целые города, я позабыл Берлин и позабыл Рим, конечно же, я не забыл Токио, я забыл вчерашний день — полностью, как забуду и день сегодняшний, а потом — завтрашний.

Что еще я позабыл?

Я забыл вас, моя дорогая, забыл сад и бассейн, и я забыл все раны на собственных руках, но — мне очень жаль, вы и представить себе не можете, как мне жаль, — мне не удалось позабыть ее.

Сегодня я встретил в зале для восстановления памяти одного парня, который вроде как брат-близнец другого парня и который, по его словам, живет в комнате рядом с моей. В ожидании сеанса мы перекинулись несколькими фразами, от которых уж точно ни от кого из нас ничего не убыло:

— Вы откуда родом?

— Я не уверен.

— Давно вы здесь?

— Три недели.

— А я?

— Вы здесь как минимум три недели, потому что, когда мы приехали, вы уже были.

— Как ваш брат?

— Думаю, хорошо. Он мне все время что-то рассказывает, и у него заготовлено по истории на каждый мой шрам. Видите этот?

— Да уж вижу: отметина на голове длиной с палец.

— Я получил ее, влетев в стеклянную дверь в загородном доме неподалеку от Праги.

— Так вы чех?

— Кажется, так. Вы знаете Прагу?

— Наверняка. А что стало с домом?

— Мать перед смертью продала. С тех пор мы живем в центре, возле реки.

— В Праге холодно?

— Не знаю, этого мне не говорили. Предполагаю, что зимы там холодные, а летом можно до позднего вечера ходить с короткими рукавами.

— В этом я уверен. В любом уголке Европы лето хорошее. Или, по крайней мере, хороши некоторые летние вечера. Вы знаете Скаген?

— Не думаю.

— Это маленький поселок на севере Дании.

— Вы это помните или кто-то вам так сказал?

— Наверное, помню, потому что я, в отличие от вас, забываю все, что мне говорят.

— Тогда что же это за Скаген?

— Я точно не знаю, но отчетливо помню дюны, громадные дюны рядом с пляжем, и помню, как Балтийское море сливается с Атлантикой. И волны одного моря разбиваются о волны другого.

— Я лето проводил в Испании.

— Да что вы, я все еще помню Мадрид, как будто мой первый дом.

Я не помню Коста-дель-Соль, но, видимо, я замечательно проводил там время.

— Не сомневаюсь.

— На Коста-дель-Соль люди никогда не спят, и там где-то есть маленький парк аттракционов с деревянными русскими горками.

— Быть может, это Фуэнхирола.

— Быть может.

Потом мой друг опускает голову и теряется в в списке воспоминаний, воспринятых им с невинностью человека, который в любом месте чувствует себя как дома. Когда приходит медсестра, мой друг на нее даже не смотрит и на меня не смотрит, а я прощаюсь и отправляюсь на лечебный сеанс. Есть люди, развившие в себе чрезмерную привязанность ко всему, что они потеряли. Мне, конечно, легко говорить подобные вещи — ведь теперь я прекрасно помню Фуэнхиролу.

— Сегодня отличный денек. Так оно и есть.

— Вы гуляли по саду?

— Полагаю, что так, потому что руки у меня замерзли и я все еще не снял солнечные очки.

— Что еще вы сегодня делали?

— Я смотрел картинки на большом экране.

— Вы помните что-нибудь из того, что видели?

— Завершенный в Голландии эксперимент, целью которого являлось сокращение числа школьных прогулов.

— Звучит интересно.