Для большинства анархистов – зелёных/антицивилизационистов/примитивистов – одичание и воссоединение с Землёй является проектом всей жизни. Оно не ограничено интеллектуальным постижением проблематики или практическим применением примитивных навыков, напротив – это глубокое понимание тех всепроникающих механизмов, которые нас одомашнили, раздробили и вырвали: самих из себя, друг из друга, из окружающего мира. И колоссальное ежедневное усилие по восстановлению былой цельности. Это одичание имеет физическую составляющую: возрождение навыков и разработка методов экоустойчивого сосуществования, включая то, как кормиться, укрываться и лечиться с помощью растений, животных и материалов, естественно встречающихся в нашем биорегионе. Сюда же входит уничтожение физических проявлений цивилизации, её аппарата и инфраструктуры. У одичания есть и эмоциональная составляющая: излечение нас самих и всех остальных от глубоких ран, нанесённых 10 000 лет назад, обучение навыкам совместной жизни в неиерархических и нерепрессивных сообществах, деконструкция одомашнивающего сознания в наших социальных поведенческих паттернах. Одичание подразумевает приоритет прямого опыта и чувства над опосредованием и отчуждением, переосмысление всех аспектов и движущих сил нашей действительности, возрождение нашей дикарской ярости для защиты собственной жизни и борьбы за свободное существование, выработка большей веры в собственную интуицию и собственные инстинкты, восстановление того баланса, который был практически полностью уничтожен за тысячелетия патриархального контроля и одомашнивания. Восстановление дикой природы – это процесс рас-цивилизовывания.
За уничтожение Цивилизации!
За воссоединение с Жизнью!
Почему я не примитивист
Джейсон МакКуин
Образ жизни сообществ охотников-собирателей оказался за последние годы в центре внимания многих анархистов, и на то есть несколько существенных причин. Прежде всего и наиболее очевидно, что если мы собираемся рассматривать действительно существующие анархистские сообщества, то предыстория биологических видов выглядит золотым веком анархии, сообщества, человеческой автономии и свободы. Различные формы государства, обособленности общин и аккумулирований мёртвого труда (капитала) были самоочевидными организующими принципами цивилизованных обществ от начала истории. Но если принять во внимание все доступные нам свидетельства, кажется, что они полностью отсутствовали в течение длительной предыстории человеческих видов. Развитие цивилизации было оборотной стороной неуклонной эрозии как личной и общественной автономии и их влияния внутри анархических, не достигших стадии цивилизации сообществ, так и уцелевших от них рудиментов таких образов жизни.
Более того, в последние несколько десятилетий внутри антропологии и археологии произошла откровенная и (по своим последствиям) весьма радикальная переоценка общественной жизни этих нецивилизованных охотников, собирателей и примитивных земледельцев, как доисторических, так и современных. Такая переоценка привела, как указывали многие анархистские публицисты (в особенности Джон Зерзан, Дэвид Уотсон, также известный как Джордж Бредфорд и проч., и Боб Блэк), к лучшему пониманию и оценке нескольких ключевых аспектов жизни в этих обществах: это значение личной и общинной автономии (означающее отказ предоставлять непомерную власть их лидерам или вождям), сравнительно редкие у них смертоносные войны, совершенство их техник и орудий, их антитрудовая этика (отказ от накопления ненужных излишков, отказ быть привязанными к постоянным поселениям) и их акцент на распределение внутри общины, на чувственность, празднества и игры.
Подъём экологической критики и переоценка природы в последние десятилетия XX века повлекли за собой множество попыток найти в истории примеры экологически устойчивых обществ – обществ, не разграбляющих природные пространства, не уничтожающих дикую жизнь и не эксплуатирующих все природные ресурсы, которые оказываются в пределах зрения. Неудивительно, что любой серьёзный поиск экологических сообществ и культур в большинстве случаев будет обнаруживать общества охотников и собирателей, которые никогда (за исключением ситуаций, когда они были вынуждены это делать под давлением вторгшихся цивилизаций) не стремились создавать избыточные запасы пищи или товаров и никогда не относились с пренебрежением к братьям своим меньшим и к окружающей природе, не обирали их. Их долговременная стабильность и искусность адаптации к природным условиям делают общества охотников и собирателей устойчивыми обществами, а их экономику – устойчивой экономикой par excellence.