Только моя

Не дожидаясь ответа или протеста Джессики, Вулф отпустил ее и подошел к братьям Моранам. Музыка оборвалась так резко, словно ее отсекли ножом.

— Джентльмены, — сказал Вулф с убийственной мягкостью. — Я не хочу, чтобы вас обманывала внешность. Леди Джессика спровоцировала наш брак, заявив, что я соблазнил ее. Я этого не делал. Она и сегодня столь же девственна, как и в момент ее рождения. Тем не менее мы женаты. Маленькую монашенку устраивает это, поскольку она знает, что я не стану принуждать ее. Она полагает, что может навсегда остаться избалованным ребенком и постоянно играть — в женитьбу, в женщину, в хозяйку дома.

Тишина, установившаяся после слов Вулфа, была такой, что завыванья ветра снаружи могли вывернуть наизнанку всю душу Вулф перевел взгляд с Рейфа на Рено и продолжил монолог тем же мягким, тщательно контролируемым тоном

— Вы можете получать удовольствие от ее улыбки, смеха и живой беседы, но не пытайтесь связывать себя с избалованной соблазнительницей, которая хнычет во время бури и не может разжечь огня ни в постели, ни вне ее. Дождитесь настоящей женщины, такой, как Виллоу, не девчонки, а женщины, способной сражаться бок о бок с вами, достаточно страстной, чтобы зажечь огонь и в душе, и в теле, и настолько щедрой и самоотверженной, чтобы подарить вам детей, даже рискуя собственной жизнью. Джессика — не та женщина.

Вулф повернулся на пятках и направился к передней двери. Свирепый вой ветра ворвался в комнату, когда дверь открылась. Не сказав ни слова и не бросив взгляда на жену, Дерево Стоящее Одиноко исчез во тьме штормовой ночи.

12

Джессика и так спала плохо, а в эту ночь еще хуже обычного. Испепеляющее душу обвинение Вулфа, которое подвело итог краху всех ее планов, словно эхо, звучало в мозгу, причиняя нестерпимую боль. Противопоставить этому она могла только терпение, как терпела она и в прошлом, отметая воспоминания, вытесняя их в ту часть сознания, с которой соприкасалась лишь в кошмарах. Но сегодня она не могла сопротивляться, как сопротивлялась раньше. Сегодня она чувствовала, что старательно сооруженные ею защитные редуты рушились, словно домики на песке во время прилива.

Когда Вулф вошел в комнату, молча разделся и скользнул под одеяло, Джессика скорее бодрствовала, чем спала. Она ощутила, что он принес с собой запахи хвои и свежего снега. От его волос пахнуло холодным ветром, который гулял по всей земле.

Она лежала неподвижно, уверенная, что он знает о ее бодрствовании. Джессика ожидала, что он заговорит с ней. Когда же он просто перевернулся на бок спиной к ней, она закрыла глаза и сказала себе, что рада более не слышать слов, бьющих наотмашь, от Дерева Стоящего Одиноко.

Но ей отнюдь не было радостно. Уж лучше бы ее поносили, чем лежать в этом сумеречном состоянии, испытывая тоску, боль и одиночество, прислушиваясь к победоносным воплям ветра. Трясясь от холода, от которого не спасало даже меховое одеяло, она мечтала об успокоительном сне. Постепенно подкралось нечто, похожее на сон, однако не принесло с собой облегчения Теперь она стала совсем беззащитна.

За окном бушевала северная пурга, приводя в исполнение суровые угрозы ветра. Метель гнала массы мокрого снега и острых льдинок по всей земле. Куски льда гремели по крыше и стучали по оконным рамам, а ветер плакал женским голосом, напоминая о вечном проклятье.

Голосом ее матери.

Ужас, леденящий больше, чем буря, охватил Джессику. В каком-то полусне она стиснула зубы, чтобы сдержать готовый вырваться крик. Она не позволила Вулфу услышать его.

«…избалованная соблазнительница, которая хнычет во время бури…»

Издав беззвучный крик отчаяния, Джессика уткнулась лицом в подушку, борясь с воспоминаниями, борясь с кошмарами, борясь с собой. Чувствуя ее слабость, ветер завыл, хищно приближаясь к ней. Ледяные щупальца старались преодолеть последние остатки ее сопротивления. Голос матери звучал все настойчивее

Но Джессика слышала слова Вулфа, ранящие до глубины души:

«Дождитесь настоящей женщины, такой, как Виллоу, не девчонки, а женщины… достаточно страстной, чтобы зажечь огонь в вашей душе… самоотверженной, чтобы подарить вам детей, даже рискуя своей жизнью.

Джессика — не та женщина».

Ветер торжествовал, призывая к себе в союзники воспоминания и кошмары, нашептывая Джессике, что она одинока, а он, ветер, правит бал по всей земле.

Крики, которые она подавила в себе, превратились в содрогания. И если она могла совладать с собственным плачем, то не в состоянии была одолеть обрушившиеся на нее воспоминания детства Надрывный материнский голос приходил вместе с кошмарами и замолкал лишь после пробуждения

Джессика наконец пробудилась. Она помнила крики матери и ругательства отца, две переплетенные фигуры, которые бились в отчаянной схватке враждебных полов.

«Я не хочу это вспоминать!»

Однако она не могла справиться с нашествием воспоминаний.

Внезапно она поняла, что больше не в состоянии сдерживать крики. На свете есть только одно место, где она будет свободна, — снаружи, в центре вихря. Там ничто живое ее не услышит.