Только один год. Лишь одна ночь

– В Мериду. Я должна была быть там вчера, но у меня сломалась тачка, ну а потом посыпались просто комические ошибки. А ты? Куда направляешься?

Теперь я делаю паузу.

– В Мериду, если подбросишь.

– Интересно, что разозлит Дэвида больше – что я еду одна или с незнакомцем.

– Уиллем. – Я протягиваю руку. – Все, я больше не незнакомец.

Она косо смотрит на мою вытянутую руку.

– Этого мало.

– Извини. Уиллем де Руитер. – Я лезу в рюкзак, достаю свой новый упругий паспорт и подаю ей. – Вот удостоверение личности.

Она листает.

– Хорошая фотка, Уиллем. А я Кейт. Кейт Рёблинг. Я тебе свой паспорт не покажу, потому что меня сфотографировали неудачно. Так что тебе придется поверить мне на слово.

Она улыбается и протягивает мне паспорт обратно.

– Ну ладно, Уиллем де Руитер, экстремальный едок-путешественник. Гараж только что открылся, и я иду за машиной. Если она готова, я выдвигаюсь через полчаса. Успеешь собрать вещи?

Я показываю лежащий на полу рюкзак.

– У меня вещи всегда собраны.

Кейт заезжает за мной на трещащем по швам джипе «Фольксваген», обивка на сиденьях разодрана, поролон торчит.

– Это называется готова? – спрашиваю я, забираясь на сиденье.

– Это лишь косметический дефект. Ты бы ее раньше видел. Глушитель отваливался, реально просто волочился за машиной и искрил. Из-за моей малышки чуть все джунгли не сгорели. Не обижайся. Кто у меня красавица? – Она поглаживает приборную панель и поворачивается ко мне. – Будь с ней вежлив. А то не поедет.

Я делаю вид, что приподнимаю шляпу.

– Прошу прощения.

– Нет, вообще тачка отличная. Внешность, знаешь ли, бывает крайне обманчива. – Мотор с ревом заводится.

– Да уж, я заметил.

– Слава богу, а то я бы работу потеряла.

– Банки грабишь?

– Ха! Актриса.

– Правда?

– А что? Ты тоже из наших?

– Не совсем.

Кейт вскидывает бровь.

– «Не совсем»? Это все равно что говорить «немного беременна». Либо да, либо нет.

– Ну, например, я раньше этим занимался, но несерьезно, а теперь уже нет.

– Ой, пришлось устроиться на «нормальную работу»? – с сочувствием спрашивает Кейт.

– Нет. Нормальной работы у меня тоже нет.

– Так ты просто путешественник со склонностью к экстремальному питанию?

– Типа того.

– Интересная жизнь.

– Более-менее. – Машина попадает в выбоину так, что мой желудок буквально подпрыгивает к потолку, а потом так же резко падает на пол. – И где именно ты играешь? – спрашиваю я, вновь обретя равновесие.

– Я – один из основателей и художник-постановщик небольшого нью-йоркского театра, «Гвалт» называется. Мы ставим спектакли, а еще проводим образовательные программы.

– Да уж, ничего особенного.

– Да, прикинь? У меня таких амбиций и не было, но мы с друзьями переехали в Нью-Йорк, ролей, которые хотели, нам не дали, поэтому мы открыли собственную компанию, а она давай развиваться. Мы ставим пьесы, преподаем, теперь у нас за рубежом стали появляться филиалы. Ради этого я и приехала сюда. В Мериде у нас будет мастер-класс по Шекспиру в сотрудничестве с Независимым университетом Юкатана.

– Ты преподаешь Шекспира на испанском?

– Ну, я лично – нет, я и двух слов по-испански не свяжу. Я буду работать с теми, кто разговаривает по-английски. Дэвид, мой жених, знает испанский. Забавно, даже когда я смотрю шекспировские пьесы на другом языке, я все равно понимаю, что происходит, в каком они месте. Может, потому, что я их настолько хорошо знаю. Или потому, что Шекспир за пределами языка.

Я киваю.

– Я впервые играл в шекспировской пьесе на французском.

Кейт поворачивается ко мне. Глаза у нее зеленые, яркого оттенка, как осенние яблоки, а переносица усыпана конопушками.

– Значит, ты играл Шекспира? Да еще и на французском?

– Больше все же на английском, естественно.

– Ах, естественно. – Она смолкает. – Для не совсем актера довольно неплохо.

– Не факт, что у меня хорошо выходило.

Она смеется.

– Я уверена, что хорошо.

– Правда?

– Ага. У меня на это интуиция, как у Супермена. – Кейт достает пачку жвачки, берет пластинку и предлагает мне. На вкус она как тальк с кокосами, в животе у меня еще урчит, а это не нравится ему больше. Я выплевываю.

– Мерзость, да? К ней почему-то так привыкаешь. – Она берет себе еще одну пластинку. – И как так вышло, что голландец играл в шекспировской пьесе на французском языке?

– Я путешествовал. Деньги кончились. Это было в Лионе. Там я познакомился с ребятами из труппы «Партизан Уилл». Они в основном ставили его на английском, но режиссер там слегка… эксцентричная, и она решила, что мы сможем обойти другие уличные выступления, давая Шекспира на местном языке. Она набрала народ, кто смог бы сыграть «Много шума из ничего» на французском, но Клаудио познакомился с каким-то норвежцем и сбежал; все остальные уже и так взяли по две роли, так что им нужен был хоть кто-то, кто знает французский. Я знал.

– А до этого ты Шекспира не играл?

– Вообще ничего не играл. Я путешествовал с труппой акробатов, я не шутил, когда я сказал, что так сложилось «случайно».

– Но после этого же ты играл в других пьесах?