Только ты одна

Разговоры, разговоры,Слово к слову тянется.Разговоры стихнут скоро,А любовь останется.Песня на слова Г. Серебрякова

Вероника Валерьевна осторожно заглянула к дочери – та все так же лежала на постели, свернувшись в клубочек. Хорошо, хоть не плакала. Психотерапевт приезжал уже два раза, но заметных сдвигов пока не было, если не считать того, что теперь кошмары снились Алине не каждую ночь подряд. Она не хотела гулять, читать, смотреть кино, слушать музыку, не хотела новых нарядов и модной стрижки, только все время мылась под душем, до крови растирая кожу мочалкой. Ника, сама чуть не плача, втирала крем в тело дочери, а той было все равно. Ника присела рядом, и Алина тут же взяла ее за руку, потом повернулась и пристроила голову к матери на колени.

– Маленькая моя! – Ника погладила спутанные черные пряди.

– Не надо меня жалеть. Так мне и надо.

– Деточка, ну что ты!

– Мама, ты ведь все про меня знаешь. Как ты меня выносишь?

– Перестань, – Ника обняла дочку. – Я тебя люблю. Ты мое солнышко, моя любимая девочка…

– А папа? Он простил? Почему он не заходит?

– Милая, но ты же тоже к нему не подходишь!

– Мне стыдно.

– Он очень сильно переживает. Винит себя. Господи, девочка, прости нас! Мы тебя бросили! Почему ты мне не сказала? Я бы тебя сразу забрала!

– Мама, не надо. Вы ни в чем не виноваты. Я схожу сегодня к папе. Повинюсь. Или он разволнуется?

– Ничего, как-нибудь выдержит. Я проконтролирую.

– Как ты думаешь, может, мне у нее тоже прощения попросить?

– У кого?

– У Марины Анатольевны. Я все время о ней думаю. И о Борисе Степановиче. Мне так больно! Я хочу все исправить, но как?!

Марина Анатольевна была Алининой учительницей английского, а Борис Степанович – ее дипломным руководителем, и обоим Алина испортила жизнь. Ника тяжко вздохнула: да никак теперь не исправишь. Раньше надо было думать. Они с мужем тоже не спали ночами и мучились от чувства вины, вспоминая, как растили Алину и сколько всего упустили.

– Маленькая, это плохая идея, – с состраданием сказала Ника. – Не надо тебе с ней видеться. Кстати, тут к тебе кое-кто пришел. Можно ему войти?

– Кто пришел?

– Максим Кузнецов.

Алина резко села на кровати:

– Максим?!

– Ты не хочешь его видеть?

– Ладно, пусть заходит, – сказала она, подумав.

Когда Макс вошел, Алина сидела в кресле. Он быстро окинул ее взглядом: бледная, похудевшая, мрачная, взлохмаченная и одетая в какую-то нелепую пижаму, явно короткую. «Наверное, материнская», – подумал Макс. Сердце его сжалось. Он кое-как улыбнулся и бодро произнес:

– Привет!

– Здравствуй, – безучастно ответила Алина.

Макс расстроился: все было гораздо хуже, чем он предполагал. Забыв свои домашние заготовки, он выпалил:

– Прости меня!

– За что?

– Ты знаешь.

Алина пожала плечами:

– Да ради бога! Я сама виновата. Выдумала какую-то любовь. Действительно, девочка с тараканами в голове. О какой любви я могу мечтать, после всего, что со мной было.

Ее передернуло, а Макс сжал кулаки. Алина подняла голову и впервые посмотрела Максу в лицо. То, что она увидела, ее удивило:

– Тебе что… стыдно?!

– Да. Мне стыдно, что я мужчина. Стыдно, что говорил тебе о своей жене и верности, а сам… хотел тебя. Стыдно, что не понимаю разницы между любовью и сексом. Прости. Я так зверски поцеловал тебя… со страху.

– Со страху?

– Да. Я не знал, что с этим делать. С твоей любовью. И в результате оскорбил тебя. Не знаю, чем я лучше… сама знаешь кого.

– Ты в миллион раз лучше. Я не хотела тебя пугать. Просто я еще никогда никого не любила. Наверное, у меня скопились слишком большие запасы любви. Вот на тебя все и обрушилось. А ты не понял. Было очень больно. И я подумала, что вообще недостойна любви.

– Не говори глупостей!

– Макс, но ведь так оно и есть. Кто меня полюбит, если я сама себя ненавижу?

– Знаешь, я тебе кое-что привез. В подарок. Вернее, кое-кого. Сейчас, погоди!

Макс выскочил за дверь и вернулся с коробкой.

– Вот! Это живая любовь. Неисчерпаемая и бескорыстная.

Алина заглянула в коробку и ахнула:

– Щеночек! Это такой щеночек, да?! Ой, мама!

Алина вытащила из ящика крошечного песика палевой расцветки – плюшевого, мягкого, с висячими ушками и черным влажным носиком, которым он тут же стал тыкаться ей в лицо. Крошечный хвостик мельтешил, розовый язычок норовил лизнуть Алину в щеку, песик радостно повизгивал. Макс смотрел на счастливое лицо Алины и чувствовал, что сейчас самым позорным образом заплачет. Он несколько раз глубоко вздохнул и кое-как справился, незаметно смахнув показавшиеся слезы рукой.

– Это лабрадор-ретривер, – сказал он хриплым голосом. – Почитаешь потом в Интернете про породу. Она вообще-то охотничья, так что с ним придется много гулять и играть. Очень добрая собака. Займешься дрессировкой, когда подрас…

Договорить он не успел – Алина сорвалась с места и кинулась ему на шею. Щеночек, зажатый между их телами, сучил лапками и лизал Макса, а Алина целовала:

– Как ты угадал! Я всегда мечтала о собаке! Спасибо!