Только вперед

На несколько секунд наступила тишина, прерываемая только стонами раненых гитлеровцев. Потом щелкнули два выстрела. Это Мозжухин и Федя уложили пытавшихся уползти врагов.

Разведчики стояли за деревьями, держа оружие наготове. Но кругом было тихо, лишь издали доносился затихающий лай пулеметов.

— Кажется, концерт окончен! — с притворным сожалением вздохнул Федя.

По знаку Кочетова, он вышел из-за сосны и направился к свалившемуся по другую сторону дороги грузовику. Остальные разведчики зорко следили за ним и за разбросанными по дороге телами врагов. Федя наклонился над офицером, взял его сумку и вытащил из кармана документы. Потом внимательно осмотрел тела остальных убитых и взял документы у одного из солдат.

— Пошли! — коротко скомандовал Кочетов, сложив документы гитлеровцев в свой планшет.

Почти два часа бесшумно шли глухой тропинкой. Несколько раз мимо них проходили вражеские группы. Разведчики пропускали их и продолжали осторожно пробираться к своим.

Наконец Кочетов приказал остановиться. Несколько минут все напряженно вглядывались в темноту.

Впереди тихо плескалась река. Иногда лес глухо стонал под порывами ветра, и тогда старые ели тихо поскрипывали. Изредка слышались тяжелые взрывы и короткие автоматные очереди. Потом снова все замолкало.

Предстоял самый трудный участок пути — переправа через Лугу. Поминутно останавливаясь, бесшумно стали спускаться разведчики к пологому берегу реки.

— Хальт! — раздался вдруг резкий окрик.

В пяти шагах от них, прижавшись спиной к дереву, незаметный в темноте, стоял рослый немец с автоматом.

«Патрульный», — мелькнуло у Кочетова.

Мозжухин рванулся вперед. Одним прыжком подскочил он к врагу. Мелькнул стремительный кулак боксера, и гитлеровец, не издав ни звука, брякнулся на землю.

Но сразу раздались тревожные крики. Из темноты вынырнули трое немцев — вражеский дозор. Очевидно. их привлек шум упавшего на землю тела и удар автомата о пень.

Действовать надо было стремительно.

Леонид выстрелил из пистолета в ближайшего фашиста, и тот упал. Галузин, Федя и Мозжухин тоже почти в упор выстрелили по врагам. Но один гитлеровец успел схватиться за автомат и, не целясь, дал очередь.

Федя упал.

Это были последние выстрелы, — Галузин прикладом свалил врага.

Теперь нельзя было медлить ни минуты: гитлеровцы, конечно, слышали выстрелы. Мозжухин подхватил безжизненного Федю, и разведчики, уже не скрываясь, бросились к реке.

В небо взмыла ракета, озарив берег и воду тусклым светом. Вдали застрочил пулемет, вскоре к нему присоединился другой. Пули шлепались рядом с бойцами, вздымая песок.

Разведчики уже были на берегу. Укрывшись за обрывом, Леонид склонился над Костиковым. Две пули попали Феде в грудь. Он был мертв.

— В воду, товарищи! — крикнул Кочетов.

Вдруг послышался стремительно нарастающий вой и вслед за ним грохот. Взлетели столбы песка и дыма. Недалеко от разведчиков разорвались три мины. Бойцы упали на землю.

Новый глухой удар в стороне привел Леонида в чувство. Он подполз к Мозжухину. Здоровяк-боксер не дышал. Несколько осколков мины попали ему в голову.

Рядом застонал Иван Сергеевич. Леонид бросился к нему. На гимнастерке Галузина чернело пятно. В предрассветной мгле Леониду сперва показалось, что Галузин вымок или испачкался при падении.

Но пятно быстро увеличивалось, расплывалось...

«Кровь!»

Правой рукой Галузин по-прежнему крепко сжимал свою разбитую, изуродованную осколками мин винтовку.

— В воду! — крикнул Леонид. — Сможете плыть, Иван Сергеевич?

— Нет, Леня! — тихо, совершенно спокойно ответил Галузин. — Мне уже не плавать! Плыви один!

Кочетов, ни слова не говоря, поднял Галузина и двинулся к реке, почти сплошь затянутой густой пеленой Клубящегося пара. Он уже ступил в воду, но тут снова раздался грохот и что-то сильно толкнуло его в плечо. Правая рука сразу повисла плетью. Вместе с Галузиным Леонид грузно осел на песок.

На мгновение он потерял сознание. Когда очнулся, рука висела — тяжелая, будто свинцовая. Острая боль жгла плечо.

— Не дури... брось... оставь меня, Леня, — еле шевеля запекшимися губами, шептал Иван Сергеевич...

Кочетов, не отвечая, быстро сдирал с ног сапоги.

В висках у Леонида непрерывно гулко стучало, будто кто-то методично бил молотком по одному и тому же месту.

Почти теряя сознание, он все же упрямо продолжав стаскивать тяжелые, намокшие сапоги.

«Будет легче... Легче плыть», — шептал он, словно уговаривал себя.

Он даже вывернул карманы своих брюк. Сколько раз, бывало, проводя занятия с мальчишками в бассейне, он советовал: если придется плыть в одежде, выверните карманы. Не будут наполняться водой, мешать.

И сейчас, почти бессознательно, он все-таки сделал это.

Босиком, шатаясь, подошел он к Ивану Сергеевичу.

— К чему... погибать... вдвоем? — медленно, с трудом произнося каждое слово, шептал Галузин. — Сам... плыви сам!

— Ерунда! — сердито воскликнул Леонид. Оглушительный стук в висках внезапно прекратился. Голова стала невесомой, почти ясной. На мгновение возникло ощущение удивительной легкости, свободы.