Читаем Только вперед полностью

Куда делись выработанные годами навыки, приемы? Они были так отшлифованы в упорных тренировках, что казались уже навеки не отделимыми от него. Куда исчезла та автоматическая четкость и согласованность движений, которыми приходили любоваться не только начинающие спортсмены, но и опытные мастера?!

Руки и ноги Кочетова двигались рывками, вразбивку, в движениях не замечалось той слитности, которая и позволяет плыть плавно и стремительно. Вдох делался чаще, чем нужно; выдох был недостаточно глубок.

«Придется начинать с самого начала! — с горечью думал Галузин, напряженно следя за плывущим Леонидом. — Забыть, что ставил рекорды. Учиться так, будто впервые пришел в бассейн!»

Проплыв двадцатипятиметровку, Кочетов опустил ноги на дно и задумчиво побрел обратно.

Иван Сергеевич с беспокойством следил за учеником. Кочетов молча встал на стартовую тумбочку.

— Начнем? — негромко и, как показалось Галузину, даже сердито спросил он.

— Начнем, конечно! — с облегчением воскликнул тренер.

«Начнем, начнем!» — раскатисто повторило эхо, разнеся эти бодрые слова по гулким сводам бассейна.

«Молодец! — радостно подумал Галузин. — Такой не сдастся!»

Прыжок — и Леонид снова в воде.

«Врешь! Не так-то просто нас сломить!» — грозил он кому-то и плыл. Вспомнил переправу через Лугу с перебитой рукой и безжизненным Галузиным в августе сорок первого. Тогда было потруднее! Так неужели сейчас он сдаст?

Кочетов опять плыл на боку, и ему казалось, что рука болит уже не так сильно, а движения становятся более уверенными.

Так оно и было. Это с радостью отметил и Галузин.

— Нет, не все потеряно! Мы еще поборемся! — шептал он.

— Хватит! — крикнул Иван Сергеевич, когда Леонид вторично закончил двадцатипятиметровку. — На первый раз хватит! — повторил он.

— Минутку, Иван Сергеевич! — весело отозвался Кочетов.

Он сделал поворот, оттолкнулся обеими ногами от стенки и вдруг перешел на баттерфляй.

— Сумасшедший! — тревожно и радостно закричал Галузин. — Сумасшедший! Право слово, сумасшедший! — взволнованно и восхищенно повторял он, следуя за Леонидом по бортику бассейна и не спуская с него глаз.

Да, это был баттерфляй — самый трудный, требующий огромного мускульного напряжения стиль плавания.

Правда, пловец двигался вовсе не так легко и стремительно, как когда-то. Он вздымал тучи брызг и после каждого взмаха рук словно проваливался под воду. Уже через десять метров Кочетов тяжело дышал, а сердце его стучало так, словно какой-то великан огромным кулаком непрерывно колотил изнутри в грудную клетку.

И все-таки это был баттерфляй!

Леонид проплыл им всего пятнадцать метров и усталый, но счастливый вышел из воды.

Только тогда Иван Сергеевич вспомнил, что он — тренер, и счел своим долгом сурово отчитать слишком резвого пловца. Но «разноса» не вышло. Галузин старался говорить строго, но глаза его улыбались, а Леонид, опустив руки по швам, слушал выговор без возражений, но сиял при этом, как именинник.

Вскоре Иван Сергеевич махнул рукой и прямо, как был, в костюме, обнял Леонида, с которого стекали струйки воды, и крепко расцеловал.

Лишь выйдя на улицу и немного поостыв, они поняли, что особенно радоваться-то нет причин.

— Плыву я, наверно, как дохлая рыба?! — смеясь, спросил Кочетов.

— Похоже! — откровенно признался Галузин.

И все-таки настроение у обоих было отличное. Еще бы! Ведь Леонид уже плывет. Пусть плохо, но плывет! Постепенно мышцы привыкнут к напряжению, втянутся в работу. Теперь главное — тренировки! Ежедневные, настойчивые, упорные тренировки. Надо восстановить блестящее мастерство чемпиона, и начинать придется с азов.

Но это не пугало ни тренера, ни ученика. Работы они никогда не боялись. Упорства « настойчивости у них тоже хватало.

Возбужденные, радостные, шли они по улицам и деловито обсуждали планы будущих тренировок.

Город уже проснулся. Утро было солнечным и каким-то особенно ясным. В прозрачном морозном воздухе поднимались к небу ровные струйки дыма из труб.

Навстречу Галузину и Кочетову из ворот выскочил Федя. Свою огромную папаху он держал в руке и, щурясь, подставлял голову солнцу.

— Дяденька, лето уже скоро! — весело крикнул он Леониду. — Через Волгу-то поплывем?

— Поплывем! — уверенно ответил Кочетов...

* * *

Апрель сорок третьего года Леонид в шутку назвал «месяцем сбора друзей». Вскоре после приезда тети Клавы и Галузина, в приволжском городе неожиданно появилась Аня Ласточкина.

Тетя Клава, Леонид и Иван Сергеевич пили чай вечером в маленькой комнате Кочетова, где они теперь жили втроем, когда девушка постучала в дверь.

Комната уже не была похожа на слесарную мастерскую. Клавдия Тимофеевна быстро навела в ней порядок. Все гири, куски рельс и кирпичи, свисавшие со шкафа и потолка на веревках, она перенесла в один угол комнаты. Этот угол теперь звучно назывался «кабинетом лечебной физкультуры».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сибирь
Сибирь

На французском языке Sibérie, а на русском — Сибирь. Это название небольшого монгольского царства, уничтоженного русскими после победы в 1552 году Ивана Грозного над татарами Казани. Символ и начало завоевания и колонизации Сибири, длившейся веками. Географически расположенная в Азии, Сибирь принадлежит Европе по своей истории и цивилизации. Европа не кончается на Урале.Я рассказываю об этом день за днём, а перед моими глазами простираются леса, покинутые деревни, большие реки, города-гиганты и монументальные вокзалы.Весна неожиданно проявляется на трассе бывших ГУЛАГов. И Транссибирский экспресс толкает Европу перед собой на протяжении 10 тысяч километров и 9 часовых поясов. «Сибирь! Сибирь!» — выстукивают колёса.

Анна Васильевна Присяжная , Георгий Мокеевич Марков , Даниэль Сальнав , Марина Ивановна Цветаева , Марина Цветаева

Поэзия / Поэзия / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Стихи и поэзия
Шестеро. Капитан «Смелого». Сказание о директоре Прончатове
Шестеро. Капитан «Смелого». Сказание о директоре Прончатове

.«Первое прикосновение искусства» — это короткая творческая автобиография В.Липатова. Повести, вошедшие в первый том, написаны в разные годы и различны по тематике. Но во всех повестях события происходят в Сибири. «Шестеро» — это простой и правдивый рассказ о героической борьбе трактористов со стихией, сумевших во время бурана провести через тайгу необходимые леспромхозу машины. «Капитан "Смелого"» — это история последнего, труднейшего рейса старого речника капитана Валова. «Стрежень» — лирическая, полная тонких наблюдений за жизнью рыбаков Оби, связанных истинной дружбой. «Сказание о директоре Прончатове» также посвящена нашим современникам. Герой ее — начальник сплавной конторы, талантливый, энергичный человек, знающий себе цену.

Виль Владимирович Липатов

Советская классическая проза
Том II
Том II

Юрий Фельзен (Николай Бернгардович Фрейденштейн, 1894–1943) вошел в историю литературы русской эмиграции как прозаик, критик и публицист, в чьем творчестве эстетические и философские предпосылки романа Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» оригинально сплелись с наследием русской классической литературы.Фельзен принадлежал к младшему литературному поколению первой волны эмиграции, которое не успело сказать свое слово в России, художественно сложившись лишь за рубежом. Один из самых известных и оригинальных писателей «Парижской школы» эмигрантской словесности, Фельзен исчез из литературного обихода в русскоязычном рассеянии после Второй мировой войны по нескольким причинам. Отправив писателя в газовую камеру, немцы и их пособники сделали всё, чтобы уничтожить и память о нем – архив Фельзена исчез после ареста. Другой причиной является эстетический вызов, который проходит через художественную прозу Фельзена, отталкивающую искателей легкого чтения экспериментальным отказом от сюжетности в пользу установки на подробный психологический анализ и затрудненный синтаксис. «Книги Фельзена писаны "для немногих", – отмечал Георгий Адамович, добавляя однако: – Кто захочет в его произведения вчитаться, тот согласится, что в них есть поэтическое видение и психологическое открытие. Ни с какими другими книгами спутать их нельзя…»Насильственная смерть не позволила Фельзену закончить главный литературный проект – неопрустианский «роман с писателем», представляющий собой психологический роман-эпопею о творческом созревании русского писателя-эмигранта. Настоящее издание является первой попыткой познакомить российского читателя с творчеством и критической мыслью Юрия Фельзена в полном объеме.

Леонид Ливак , Николай Гаврилович Чернышевский , Юрий Фельзен

Публицистика / Проза / Советская классическая проза