Только звезды нейтральны

Стрелка машинного телеграфа остановилась на «стоп», загремела якорь-цепь, вырвавшаяся из клюзов, и по переговорной трубе на мостик донеслось:

- Глубина сто десять метров!

До слуха Чернышева, после бессонной ночи отдыхавшего в каюте, донеслись звонки и топот ног по железной палубе. Он догадался - начальство! Надел китель, шинель, фуражку и выбежал на мостик в тот самый момент, когда, разбрасывая по сторонам густой пенистый бурун, катер Душенова показался в гавани. Команда выстроилась для встречи. Сигнальщик держал в руках горн и играл захождение. Это было похоже на парад. Сверкающий белизной мореходный ЯМБ развернулся и с особым шиком пристал к трапу. Послышался рокочущий бас Быстрова, замер строй моряков.

Комфлотом, сопровождаемый командирами-штабниками, шел вдоль строя, здоровался, в ответ неслось «ура!…». Он поднялся наверх в каюту флагмана и едва успел снять реглан, как появился командир из штаба флота:

- Товарищ командующий! Силы «красной» и «синей» стороны заняли исходное положение.

Душенов выслушал доклад и немедленно проговорил:

- Дайте по флоту радио: с ноля часов начать учения!

…Над водой клубился туман, но едва солнечный диск возник далеко на горизонте, как все преобразилось, заиграли новые краски: по воде разлилась синева, висевшие неподвижно перистые облака окрасились в розовый цвет и поплыли в неизведанные дали.

В небе возникал гул: то самолеты-разведчики проносились на больших высотах, ведя поиск кораблей условного противника.

В штабах «красной» и «синей» стороны люди не смыкали глаз. Не спал и Быстров. Он сидел над картой, поглощенный размышлениями. Сам того не желая, он день ото дня получал все новые и более сложные задачи. Давно ли ему поручили командовать кораблем, а тут вдруг объявили, что на учениях он будет командовать корабельно-ударной группой. Передавая ему данные воздушной разведки, командующий флотом предупредил: «Утром жду ваше решение».

Вот почему всю ночь Быстров просидел над картой. Белесый полночный свет подчеркивал острые скулы, выдававшиеся на его жестком напряженном лице. Казалось, что даже в Испании все обстояло куда проще, хотя там были далеко не учения, а каждый раз при выходе в море на чашу весов ставились боевые корабли и сотни человеческих жизней. И все же там Быстров умел сразу оценить обстановку и предложить план действий, который в большинстве случаев приносил успех республиканскому флоту. А сейчас душу терзали какие-то сомнения. Не шуточное дело командовать группой, которая будет решать успех дела; как навязать «противнику» бой в самых невыгодных для него условиях и как обеспечить победу?!

Держа в руках маленький циркуль, он измерял расстояние по карте, мучительно думал над разными вариантами встречи с «противником», потом вставал, делал несколько широких размашистых шагов по каюте, опять подходил к столу с картой, и, как семя прорастает из земли и медленно поднимаются всходы, в его голове постепенно созревало решение.

…Солнечные лучи брызнули в иллюминаторы, и обыденность, серость, мрак отступили. Веселее стало на душе. Быстров взглянул на часы: пора было собираться на доклад. Он свернул карту, собрал бумажки и подошел к зеркалу. Увидел свое лицо землистого цвета, измятый воротничок под кителем, и ему стало неловко представляться в таком виде начальству. Он снял китель, пришил белую полоску и вышел из каюты.

Было совсем рано, до подъема оставался еще целый час. На палубе у орудий и на мостиках у зениток бодрствовали комендоры. Упорные тренировки не прошли даром. Люди стояли в готовности, посматривали в ясное небо и, услышав команду, каждый миг могли открыть огонь.

Быстров, хмурый, озадаченный, не глядя ни на кого, прошел в каюту флагмана. Душенов слушал его, склонив голову и что-то рисуя на чистом листе бумаги. После доклада он сделал свой короткий вывод: «Оригинально задумано! Ну что ж, добро, действуйте!»

Вечерело, когда эскадренный миноносец снимался с якоря.

Темнота скрадывала стоявших рядом с Быстровым комбрига и командующего флотом, но в сознании все время жила мысль, что начальство здесь и неловко ему, прошедшему испанскую школу, допустить пусть даже самые незначительные промашки.

Корабль шел в узкости малым ходом, впереди мигали створные огни. Где-то внизу угадывалась черная вода, бившая о борта. Вечно озабоченное и беспощадное море было верно своим законам. Его темнота, его беспредельность, его полное безразличие к людям всегда вызывало у Быстрова странное и недоверчивое чувство. Но сейчас он не думал об этом. Не давала покоя мысль о предстоящем бое. Он задумал провести этот бой в полной согласованности с морской авиацией. Такого еще не бывало на Северном флоте. Многие при слове «взаимодействие» удивленно пожимали плечами, и ему, Быстрову, предстояло раскрыть суть этого, пока еще неясного, понятия.