Толковая Библия. Апостол

11–12. В объяснение значения и силы имени Иисусова Апостол приводит изречение псалма, которое однажды Сам Господь приложил к Себе пред начальниками иудейскими (Пс CXVII:22 [27] ср. Мф XXI:12). По смыслу этого изречения, Мессия представляется основным краеугольным камнем, которым пренебрегли строители здания. Распятый Христос и был этим именно Камнем, который они, зиждущие, руководители религиозно-нравственной жизни народа, пренебрегли при устроении теократической жизни народа, но — несмотря на все — этот Камень, по воле Божией, все-таки сделался главою и основою нового здания Царства Божия на земле. Смело применяя этот смысл приведенного изречения к современным начальникам народа, распявшим Иисуса, Апостол заключает свою речь величественным исповеданием Иисуса истинным Мессиею, Имя Которого — и только одно оно — заключает в своей силе спасение всей поднебесной — не только временное (вроде исцеления больного), но — что еще важнее — вечное и всеобщее (спасение от грехов со всеми последствиями их, включая и самую смерть).

13. Видя смелость Петра и Иоанна и приметив, что они люди некнижные и простые, они удивлялись, между тем узнавали их, что они были с Иисусом;

13. Смелость Петра и Иоанна, которые из положения обвиняемых перешли в положение основательных обвинителей полного состава Синедриона, приобретала силу в их известной всем недвижности и простоте и вызывала понятное удивление и смущение. «Возможно быть и некнижным и непростым, и простым и некнижным, но тут совпадало и то и другое. Потому и удивлялись, когда Петр и Иоанн говорили и ораторствовали…» (Феофил.).

14. видя же исцеленного человека, стоящего с ними, ничего не могли сказать вопреки.

14. Признание в апостолах постоянных спутников Иисуса уверяло всех, что эти люди действительно продолжали дело Учителя своего, столь ненавистное всему Синедриону, только что предавшему Господа на смерть. Это служило, по-видимому, к неизбежному осуждению апостолов на ту же участь, путем обвинения в религиозном или политическом преступлении. Но присутствие при сем и самого исцеленного сковывало на сей раз всякую решимость Синедриона, который ничего не мог сказать вопреки представленному апостолами истинному объяснению чуда.

Каким образом попал в Синедрион исцеленный? Вероятно, по распоряжению самих властей, которые надеялись вынудить у него отрицание чудесности исцеления, как некогда при исцелении Господом слепорожденного (Ин IX гл.) Но как тогда, так и теперь, Синедрион ошибся в расчетах и лишь усугубил свое посрамление и несправедливость.

15. И, приказав им выйти вон из синедриона, рассуждали между собою,

16. говоря: что нам делать с этими людьми? Ибо всем, живущим в Иерусалиме, известно, что ими сделано явное чудо, и мы не можем отвергнуть сего;

17. но, чтобы более не разгласилось это в народе, с угрозою запретим им, чтобы не говорили об имени сем никому из людей.

18. И, призвав их, приказали им отнюдь не говорить и не учить о имени Иисуса.

15–18. Решение, какое предпринимает Синедрион по делу апостолов, представляет собою решение людей растерявшихся. Сами они говорят, что всем, живущим в Иерусалиме, известно явное чудо апостолов, и в то же время делают распоряжение, чтобы оно не разглашалось в народе. Впрочем, мысль решения, по-видимому, направлена более на характер объяснения чуда, нежели на самое чудо как факт, запрещать разглашение которого было уже поздно и наивно. Синедрион запрещает именно говорить об имени Иисуса, силою Которого апостолы объясняли совершение чуда. «Какое безумие! — восклицает по сему поводу Златоуст зная, что Христос воскрес и имея в этом доказательство Его Божества, они надеялись своими кознями утаить славу Того, Кто не удержан был смертью. Что сравнится с этим безумием? И не удивляйся, что они опять замышляют дело несбыточное. Таково уже свойство злобы: она ни на что не смотрит, но везде бывает в замешательстве…»

«Отнюдь не говорить никому из людей и не учить о имени Иисуса…» — не говорить даже частым образом и не учить публично.

19. Но Петр и Иоанн сказали им в ответ: судите, справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога?