Толкование на Евангелие от Иоанна. Том I

Итак, ввиду такого нам подобающего расположения думаю, что Господь не догматически говорит: Да явятся дела Божии в нем, напротив, ответ на вопрос Он отвлекает как бы на другой путь и от недоступных нам глубин (ведения) переводит в область нравственности. И это довольно обычно для Него. Что это истинно (для удостоверения в этом), выслушай опять, как Он, когда святые ученики весьма любопытствовали однажды о кончине века и пытались с сверхмерною точностию узнать о втором Его пришествии и преступали подобающую людям меру, — яснейшим образом отстраняя их от таких вопросов, говорит: «Не ваше дело знать времена и сроки, которые Отец положил в Своей власти, но примете силу нашедшего Святаго Духа на вас и будете Моими свидетелями в Иерусалиме и в Иудее всей» (Деян. 1, 7–8). Слышишь, как отнюдь не позволяет нам искать того, что нам всего менее подобает, но увещевает обратиться к тому, что было необходимо. Таким образом и здесь, ясно сказав о том, что надлежало знать, умалчивает об остальном, ведая, что Ему только одному подобает знание об этом.

Но чтобы полным молчанием не вызвать в них желания снова спрашивать об одном и том же, Он, искусно представляя как бы в виде отповеди и как бы соответствующий вопросу ответ, высказывает: но да явятся дела Божии в нем, что другими и более простыми словами можно выразить так: не вследствие собственных грехов или родительских человек этот родился слепым, но если уж раз пришлось ему подвергнуться этому, то и в нем можно прославляться Богу, ибо если вышним действием он окажется свободным от удручающего его и изнуряющего страдания, то кто же не подивится врачу? Кто не увидит в нем силу целителя?

Такая мысль, думаю, заключается в этом изречении. Разумнейшие пусть истолкуют лучше. Если же иные станут спорить и утверждать, что человек этот родился слепым для того, чтобы Христос прославился в нем, то опять скажем таковым: неужели, любезнейшие, один только он в целой Иудее был слепцом от рождения во время пришествия Спасителя нашего и еще уже нет вообще ни одного другого такого? Но, думаю, даже невольно согласятся, что было, по всей вероятности, весьма немалое в целой стране множество таких. Почему же на одном только этом или на других не многих числом Христос открыл Себя или явил Свое человеколюбие? Но, думаю, спорить и об этом совершенно излишне.

Итак, отвергнув сказанное вначале (заблуждение) как совершенно глупое, выскажем истину, именно: открыв нам в этих словах столько, сколько надлежало знать, Он направляет Своего ученика к другому предмету рассуждения, искусно отклоняя его от исследования этих слов.

Нам [655]

подобает делати дела Пославшаго нас, [656]дондеже 

[657]день есть: приидет нощь, егда никтоже может делати (9, 4)

Вот в этих словах очень ясно и как бы снисходительно делает и другой упрек ученикам как обратившимся к чему-то другому, а не к чему надлежало, оставившим проезжий, торный и удобопроходный путь и дерзнувшим идти по отнюдь не подобавшей им дороге. Зачем, говорит, вы спрашиваете то, о чем лучше молчать? Зачем, оставив соответствовавший времени предмет, стараетесь узнать то, что выше человеческого ума? Теперь — время, говорит, не для такого исследования, но для дела и напряженного старания, ибо, напротив, думаю, надо оставить любопытство об этом и стараться совершать заповеди Божии, — и так как словом «нас» указал на Апостолов, то надо исполнять дела апостольства. А если Себя Самого Господь причисляет к посланным и поставляет между теми, которые должны делать, то говорит это, конечно, не потому, что Он вместе с нами или как один из нас по свойственной рабам необходимости подчинен воле Владыки, но держится обычного и у нас общепринятого образа речи. Так, мы имеем обыкновение, особенно когда простая речь не произведет впечатления на слушателей, присоединять и сопричислять себя к ним, как, без сомнения, и мудрейший Павел в Послании к Коринфянам перенес наконец речь на себя и Аполлоса: «А это, братья, я применил к себе и Аполлосу, дабы в нас вы научились не мудрствовать сверх того, что написано» (1 Кор. 4, 6).

Итак, пока день есть

, говорит, будем делать дела Пославшего нас, ибо придет ночь, когда никто делать не может. Днем называет здесь срок жизни в теле, а ночью — время в состоянии смерти. Так как день назначен для дел, а ночь для бездействия и сна, поэтому время жизни, когда должно делать добро, говорит, есть день, а ночь — время в состоянии почивания, когда совсем нельзя ничего сделать, «ибо умерший оправдан (освобожден) от греха», по слову Павла (Рим. 6, 7), по невозможности что-либо совершать оказывающийся и вне греха.