Толкование путешествий

В Тотеме и табу Фрейд отверг натуралистическую гипотезу, согласно которой инцестуозные связи ведут к ущербному потомству и потому склонность к ним бракуется естественным отбором. Взамен он предложил собственную, культуральную. Мифологический праотец обладал всеми женщинами своего клана и препятствовал сексуальным связям сыновей, пока те не убили его; в раскаянии они обожествили его и от его имени запретили себе инцестуозные связи. Если рассматривать Троцкого как отца революции, то акт его изгнания и последующего уничтожения эквивалентен первому, архетипическому отцеубийству. В духе основного фрейдовского мифа, восставшее общество обожествляет своего убитого отца. В нашем случае обожествление досталось умершему Ленину, а Троцкий принял на себя роль сатаны. Инцестуозная страсть дочери к такому отцу извращенно, но точно вписывается во фрейдовский сценарий.

Согласно идее Фрейда, до отцеубийства все женщины орды, включая дочерей, принадлежали отцу. Инцестуозный запрет развился после отцеубийства, когда одержимые своей виной сыновья разом изобрели общество, религию и мораль. Как характерный рецидив отцовской власти Фрейд описывал «королевский инцест», практикующийся на вершинах земных иерархий, — например, у египетских фараонов или в монархических браках Европы[620]. Эта поздняя теория Фрейда всегда казалась надуманной; но похоже, что именно такой, глубоко патриархальный способ поклонения отцу-мужу-вождю-богу, все в одном лице, всплыл в психотическом воспроизведении древних мифов, которым занималось теперь Зинино бессознательное.

Нерассуждающая вера Зины была обречена войти в конфликт с рациональностью своего предмета. Мистические культы вполне жизнеспособны, но предметом культа нельзя сделать разум: кто-то из двух этого противоречия не выдержит, культ или разум. На фронтах Гражданской войны Троцкий умел останавливать бегущих солдат истовыми речами о грядущем счастье, подкрепляя свои слова заградительными отрядами, которые по-своему тоже верили в Троцкого. В годы эмиграции он умел вдохновить своих поклонников бесплатно работать на него в качестве секретарей, переводчиков, телохранителей. Движение поклонялось рациональности, но его подпитывали человеческие связи самой архаической природы: с одной стороны, личное поклонение, с другой стороны, родственные чувства. Лишенное «классовой» поддержки — иначе говоря, власти — движение было обречено развиваться как клан. Династическая преемственность рассматривалась как первобытный пережиток, но троцкистом номер два был сын троцкиста номер один. В троцкистском клане, отделенном от мира своими целями и ценностями, развивалось нечто вроде эндогамии. Брат главного французского троцкиста, тоже троцкист, потерял жену, когда она ушла к сыну главного русского троцкиста. На этом фоне инцестуозные чувства Зины не являются исключительными; скорее они в карикатурной форме воплощали общую клановую тенденцию. И сама эта тенденция не исключительна; так же действовали отцы-основатели многих религий и революций.

Троцкий и харизма любили друг друга. Но, выстраивая и эксплуатируя свою харизму, он опровергал ее механизм. Требуя веры, Троцкий отрицал ее во имя разума. Он верил, что его поклонники следуют ему не из-за преклонения перед его подвигами и качествами, но осознавая логическую неизбежность его идей, Его соперник Сталин предложил более органическое сочетание личности и культа, которое его собственный наследник точно назвал культом личности. То было обращение вспять всего, что было сделано Просвещением и его наследниками. Из рациональной, атеистической, анархической традиции социализма родилась новая религия, обожествившая лидера.

Зина по-своему догадалась об этом, и по-своему догадалась об этом партия. «Самое страшное, что он безошибочно и беспощадно разит тех, которые ему мешают», — рассуждает она об открытом ею «инстинкте». Если отнести это предупреждение к тому, о ком она только и думает, — к ее отцу, — то они покажутся не только здравыми, но и наделенными замечательной проницательностью. «Все-таки начинает мне казаться, что не все мои идеи — чистый бред», — писала она; психоаналитик, конечно, толковал такие ее сомнения как сопротивление лечению. Между тем «инстинкт» разил беспощадно и, к сожалению, безошибочно. Так и развивались последующие события вплоть до удара ледорубом по черепу читающего революционера.

Инцест и ностальгия

В 1938 году Фрейд описывал мировые события с обычной трезвостью, но — неожиданно для этого автора — отказывался от интерпретации.