Толкователи

– Двенадцать лет назад.

– Значит, Ки было тогда всего четыре года?

– Почти пять. Он немного помнит родителей. А я стараюсь ему в этом помочь. Рассказываю ему о них. Часто.

Сати не в силах была что-нибудь сказать. Она молча убрала со стола, сходила зачем-то в свою комнату, но снова вернулась и села за стол.

– Изиэзи, ты мой друг. Акидан – твое дитя. И ты как хочешь, а все-таки и я отвечаю за твоего мальчика! Это путешествие, возможно, будет довольно опасным. Нас могут преследовать…

– Никто не может преследовать жителей Горы, когда они поднимаются на ее вершину, дорогая Сати.

Все они обладали этой неколебимой дурацкой уверенностью, когда говорили о горах! Там некого винить. Там нечего бояться. Может быть, они вынуждены были так думать, просто чтобы продолжать жить?

Сати купила чудесный, почти невесомый и очень теплый спальный мешок для себя, а потом точно такой же для Акидана. Изиэзи по этому поводу, правда, немного поворчала – больше для проформы, – а Акидан страшно обрадовался и, словно ребенок, сразу же улегся спать в новом мешке, хотя в доме было очень тепло и он буквально изнемогал от духоты.

Сати снова вытащила меховые сапоги и куртку из выворотки и уложила все это в заплечный мешок. Рано утром они с Акиданом направились к месту сбора. Была поздняя весна, канун лета. Улицы в предрассветных сумерках казались светло-голубыми, а высоко на северо-западе сияла отвесная стена Силонг, вся залитая ярким солнечным светом; над нею гордо, как знамя, реял снежный пик. Сейчас мы пойдем туда, думала Сати, ТУДА! И она даже под ноги себе посмотрела, чтобы убедиться, что все еще ступает по земле, а не по воздуху.

Кругом вольно раскинулась горная страна; скалы вздымались вверх к сползавшим им навстречу ледникам, к сиянию вечных льдов. Их отряд состоял из восьми человек. Люди шли медленно, гуськом и выглядели такими маленькими среди гигантских нагромождений каменных глыб и скал, что казалось, они не идут, а топчутся на месте. Высоко над ними парили два гейма – огромные стервятники с широченными крыльями, обитающие только на больших высотах, среди голых скал. Геймы охотились исключительно парами.

Из Окзат-Озката они вышли вшестером: Сати, Одиедин, Акидан, молодая женщина по имени Киери и мазы Тобадан и Сиэз, оба лет тридцати на вид. На четвертый день, еще в предгорьях, в одной из деревень к ним присоединились двое проводников, застенчивые милые люди с морщинистыми лицами, хотя на самом деле возраст их определить было трудно: им легко могло быть и тридцать, и семьдесят. Звали их Ийеу и Лонг.

Целую неделю брели они по бесконечным холмам предгорий, то взбираясь на очередную вершину, то спускаясь с нее, пока не добрались до того, что здесь называлось «настоящими горами». Теперь им предстоял еще более трудный путь. И вот уже одиннадцать дней они неустанно, упорно карабкались вверх.

Светящаяся стена Силонг и отсюда, впрочем, выглядела столь же далекой. Парочка малозначащих гор-пятитысячников к северу от Силонг давала, правда, какое-то ощущение пространства и как бы уменьшала расстояние до цели. Проводники, а также трое мазов, обладавшие тренированной памятью на мелкие детали и разнообразные числа, знали, разумеется, названия всех здешних вершин и их высоту, пользуясь такой мерой, как «пиенг», – насколько помнила Сати, 15 000 пиенгов равнялись примерно 5000 метров. Она, впрочем, была не совсем в этом уверена и записывала все значения высот в пиенгах. Она с наслаждением слушала названия этих горных вершин, но даже не пыталась их запомнить; как не пыталась запомнить ни их высоту, ни названия троп на перевалах. Она давно, еще до того, как они отправились в путь, решила ничего не спрашивать ни о том, где они в данный момент находятся, ни о том, куда они идут или сколько еще осталось до цели. Придерживаться этого решения оказалось очень легко; оно к тому же давало ей ощущение какой-то детской свободы.

Собственно, никакой настоящей тропы с видимыми вехами она так и не заметила, разве что близ деревень, и тем не менее по этим незаметным тропам ползли повозки, и возницы, точно речные лоцманы, прокладывали среди диких скал курс по приметам, которые знали только они одни. «Там, где северные откосы Мьен спускаются за Ушами Тазиу…» Проводники и мазы всегда очень внимательно вглядывались в следы, оставленные такими повозками, тихо переговариваясь между собой, а Сати с наслаждением слушала поэзию неведомых названий. Она не спрашивала, как называются те маленькие селения, через которые они проходили. Если Корпорации или даже Экумене понадобится узнать у нее путь в «Лоно Силонг», она сможет совершенно честно сказать, что не знает его.