Толмач

Принято считать, что идентификация армянского народа определяется тремя основными факторами: христианство, письменность, семья. При войнах, набегах, прочих опасностях, включая природные катаклизмы, армяне защищали храмы, спасали книги и женщин, уверенные, что именно в этом есть залог продолжения существования нации, народа.

На другой день нас повезли в Гегард (иногда произносится Гехард), один из многих старинных храмовых комплексов, сохранившихся в Армении и мире с ранних веков христианской веры. Гегард означает «копье» и назван так в память о том копье, которым, по легенде, один из римских легионеров пронзил тело Христа. Копье было привезено среди других священных реликвий из Иерусалима апостолом Фаддеем и долгое время хранилось здесь, в монастыре. Сейчас оно находится в Эчмиадзине. Монастырский комплекс состоит из многих каменных сооружений, построенных в разное время, начиная где-то с 10–11 века. Но есть и более древние подземные помещения, служившие для молений, собраний и жилья. Они выдолблены в скале, откуда вынималась порода, а строители спускались вниз, уходили под «землю», чтобы сохранить пока непринятую в других странах, преследуемую религию и рукописные книги. Вот в один из таких пещерных храмов нас и повели. Но сначала мы должны были подняться вверх на гору. По пути на горной тропинке видим дерево, почти без листьев, зато на всех ветках висят платочки, ленточки, шарфики, косынки. Эта старинная народная традиция. Завязав свое незатейливое подношение на ветке дерева, человек или благодарит Господа за уже содеянное добро, или обращается с мольбой сотворить благо. Тут не только женщины, но и мужчины, начали срывать с себя галстуки, шарфы, вытаскивать из сумочек все, что можно завязать на ветке. Мы стоим, сосредоточившись на своих желаниях. Входим в храм. Сопровождавший нас монах рассказывает историю храма, о его строительстве, первых обитателях. Потом просит нас отойти к стене: сейчас будет исполнен хорал, и он очень хочет, чтобы мы послушали. Мы прижались к стене, ждем. И внезапно сверху там, где свод, сужаясь, уходит к небу, которое едва просвечивает бледно-голубым лоскутком, на нас обрушивается мощное песнопение старинного армянского псалма или гимна, не знаю, как точно сказать. Полифония голосов нисходит к нам, касается выщербленных временем каменных стен, а потом, оттолкнувшись от них, вслепую, но очень верно, как будто сквозь позвоночник, проникает внутрь каждого, растекается по всему телу, где наша душа пока присутствует. Многие плачут. К финалу пения уже все становятся на колени, закрывают руками лица, мокрые от слез. Но это еще не все. Нас ждет еще одно потрясение. Мы смотрим вверх, на хоры и деревянную лестницу, по которой должны сейчас спуститься исполнители. Все в нетерпении, жаждут от всего сердца поблагодарить за песнопение, за очищение души, за истинный катарсис, испытанный сейчас. А сверху спускается один, всего один маленький и худенький монах в длинном черном одеянии, на голове – клобук, вернее, «таги» – убор, характерный только для служителей армянской церкви. С робкой, смиреной улыбкой, он объясняет, а я перевожу, с трудом уняв спазмы в горле, что пел только он один. Здесь нет хора, а звуковой, акустический эффект – это гениальная придумка строителей-архитекторов. Сделано это затем, чтобы у врагов, приближающихся к пещерному храму, создавалось впечатление многочисленности его обитателей, а стало быть, защитников. Секрет создания такого эффекта, само собой, потерян. Многие современные инженеры-акустики и архитекторы пытались копировать, получалось иногда что-то подобное, но в полной мере восстановить это искусство полифонического звучания так и не смогли.

Мы спускались с горы, а со стороны оставленного за спиной храма, слышались печальные звуки армянского дудука. Мы оглянулись: все тот же маленький худой монах стоял у дверей храма и прощался с нами, даря нам эту мелодию, где был заключен голос всего многострадального и любящего армянского народа.

После той поездки я еще пару раз в перестроечные времена была в Ереване, но такого ошеломляющего впечатления уже не случилось: слишком суетными, скорыми и деловыми были те посещения с новыми русскими бизнесменами и их партнерами. С середины 70-ых годов групп из Аргентины становилось все меньше, а вскоре и вовсе закончились. Жесточайшая инфляция, политический террор, безработица и стремительное обнищание масс, пригнули очень сильно страну и людей. Последствия были долгими и суровыми. В тюрьмах были расстреляны, умерли под пытками или «просто» пропали без вести от 15 до 30 тысяч оппозиционеров очередной военной хунты. Ладно, хватит, не буду углубляться в дебри национальной политики и экономики, тем более, что Аргентина в настоящее время снова, кажется, на подъеме.

14. Венесуэла: Боливар, красавицы и нефть