Толстуха с ножом

Мама тоже не была фигурой балерины. Она всегда сидела на одной из этих диет знаменитостей. В прошлом году это была диета на сельдерее и моркови, и все, что она делала, это пукала и становилась оранжевой. До этого это была диета на твороге, которая набрала двадцать лишних килограммов. Очевидно, что слова "ешьте все, что хотите" были не совсем правдивы. В этом году это была лососевая диета. Георгина решила, что это лишь вопрос времени, когда у мамы вырастут жабры и она начнет плавать вверх по течению на нерест.

Ну, может быть, так бы и случилось, если бы не наступил конец света.

Глава вторая

Так и случилось. Мир закончился. Вся ее жизнь рухнула.

В пятницу.

Георгину Олгуд почему-то не удивило, что конец света придется на пятницу. Что может быть лучше для того, чтобы испортить выходные?

Глава третья

Как и большинство важных вещей в мире, Георгина не обращала на это особого внимания. На мир. На текущие события.

Она планировала отомстить.

Снова.

Это не было для нее навязчивой идеей, но у нее было несколько ГПМ (Глобальных Планов Мести). Если люди не давили на нее, она даже не думала о том, чтобы дать сдачи.

Она была толстой и непривлекательной. Это не подлежало обсуждению, и она не могла изменить несколько тысячелетий выработки стандартов красоты. Но, с другой стороны, ни один из этих фактов не позволял никому издеваться над ней.

Вот чего люди, похоже, не понимали. Нельзя называть толстых людей — толстыми. Эта глупая констатация фактов, как правило было лишней.

Может быть, кто-то прислал массовое сообщение о том, что говорить о ее весе — это нормально. Или наклеивать фотографии свиных продуктов на ее шкафчик. Или издавать звуки "ой-ой-ой"

, когда она пыхтит на дорожке в спортзале. Если это так, то она не получала это сообщение и не одобряла его.

К черту!

Дело не в том, что она была одной из злобных девчонок. Георгина подозревала, что злые девочки — это те, кто больше всего ненавидит себя. А Георгина даже не ненавидела себя. Она любила себя. Ей нравился ее ум. Ей нравился ее вкус к музыке, книгам, мальчикам и тому, что имело значение. Она не смеялась, когда люди спотыкались. Она не считала личной победой, когда кто-то другой — кто-то худее или красивее — бился об эмоциональную стену. Георгина знала, что у нее есть свои недостатки, но быть бессердечной или мстительной сволочью не входило в их число.

Месть — это совсем другое. То, что она сделала, не было мстительностью. Это было, как она однажды прочитала в одном старом романе, жаждой справедливости. Георгина хотела стать либо адвокатом, либо полицейским, так что все это правосудие (пускай и личное) ее вполне устраивало.

Справедливость — или, назовем это правильным именем, месть — должна быть управляемой, однако. Нужно было понимать свои границы и реально оценивать свой уровень крутизны. Георгина провела достаточно времени в своей голове, чтобы понять, кем она была. И не была. Поэтому, когда кто-то что-то ей делал, она не пыталась обменяться крутыми оскорблениями, позой с закатыванием глаз или чем-то подобным. Вместо этого она расправлялась со своими обидчиками.

Когда Марси Ван Дер Меер — и, заметим, Георгина не думала, что кто-то в городской средней школе должен носить фамилию из трех отдельных слов, — прислала ей эти фотографии в прошлом месяце? Да, она приняла меры. Фотографии, очевидно, были сделаны в коридоре в тот раз, когда Георгина уронила свои книги. Худшая из них была сделана прямо за ее спиной, когда она наклонилась, чтобы поднять их. Можно ли сказать трещина на заднице

?

Фотография была адресована многим детям. Практически всем, кто считал себя значимым. Или всем, кто, по мнению Марси, имел значение. Всем, кто мог бы посмеяться. Улыбнуться над толстой девушкой в трудной ситуации.

Георгина полчаса проплакала в ванной. Большими, шумными, надрывными рыданиями. Рыдания с выделением соплей из носа, такие, которые пускают пузыри соплей. Такие, от которых болит грудь. Такие, которые, как она знала с абсолютной ясностью, оставят след в ее жизни навсегда. Даже если она никогда больше не увидит Марси после школы, даже если Георгина каким-то образом станет стройной и великолепной, она никогда не потеряет воспоминания о том, каково это — плакать вот так. Осознание этого, пока она плакала, делало все намного хуже.

Потом она умылась, расчесала свои мышиного цвета волосы и задумала месть.

Георгина стащила ключи от машины Марси во время второго урока. Перед последним звонком она сунула их обратно в сумку. Марси никогда не смогла бы доказать, что именно Георгина размазала собачьи какашки по ее кожаным сиденьям и набила их, как цемент, в вентиляционные отверстия кондиционера. Кто сможет доказать, что кучка, которую она оставила приклеенной скотчем к двигателю, была ее рук делом? Никто не мог под присягой сказать, что видел Георгину рядом с машиной. И кроме того, ключи были в сумочке Марси, когда она пошла их искать, верно?

Ладно, конечно, это было мелочно. И по-детски. И, возможно, преступно. Все это.

Приятно ли вам было после этого?