Тольтекское искусство жизни и смерти: история одного открытия

Сарита посмотрела на Мигеля. Он был очень воодушевлен. Его работа обрела второе дыхание. Его слова несли послание, заслуживавшее, чтобы его услышали. Его существование несло необходимое нарушение равновесия. Она вздохнула, думая о том, чем же закончится это приключение. Воспоминание, в котором они находились сейчас, было одним из последних. Он совершит еще одно путешествие по местам силы в Теотиуакан, и потом его отважное сердце откажет. Что ей делать сейчас? Что она может сделать, чтобы помочь ему противостоять смерти? Она собрала столько воспоминаний, столько разных его частей – как ей и было велено. Что же теперь?

Она повернулась к Лале, стоявшей перед зеркалами со странным выражением лица, как будто она увидела отражение, которого не было. Вид у нее был испуганный, на красивом лице – такое лицо было когда-то у Сариты – блестели слезы. Да, может быть, давным-давно, в дни пылкой юности, она выглядела как Лала. Ей стало легче, когда она подумала, что сейчас никакого сходства не осталось. Она и эта женщина – не одно и то же. Отчаянный голос в разуме, вечно норовящий поселиться в чужих умах, – это не она. Она не тиран и не гарпия. Она не может контролировать сына, как будто он все еще дитя малое. Он сам принимает решения и берет на себя ответственность за их последствия. Может быть, он и во сне помнит ее как воплощение тепла и доброты и чтит как учителя, но даже самым убедительным из ее слов сейчас не достучаться до него. Ей нужно отказаться от своих иллюзий и покончить с этим.

– La Diosa

, – почтительно обратилась Сарита к Лале, и та обернулась. – Наше путешествие подходит к концу. Пойдем туда, где он жив сейчас, и благословим его напоследок.

Лала поколебалась, подыскивая для ответа какую-нибудь насмешку. Она же с самого начала говорила, что вся эта затея – лишь глупая трата времени, старушенции надо это напомнить, правда момент неподходящий. «Не сейчас, – предостерегла она саму себя. – Не здесь». Вот когда придет хорошенько в себя, тогда уж она скажет все, что думает про это. Смахивая проклятые слезы, она кивнула и вслед за своей спутницей вышла из зала.

* * *

Задержусь здесь еще немного, вдыхая атмосферу этого места и слушая забытые разговоры. Я любил такие занятия и до сих пор чувствую жар от тогдашнего огня вдохновения. Моя новая программа, которую я назвал «Видение тольтеков», привлекла новые поколения учеников, она поощряла их начать путь обратно к здравому смыслу. Я смотрю в глаза моим ученикам, вижу, как страстно они хотят учиться, и это напоминает мне, какая сила была в тех ежемесячных семинарах, как важны они были. Благодаря им я смог опробовать новые способы обучения, которые помогли ученикам по-настоящему изменить жизнь. Конечно, им хотелось знаний. Ум так устроен, что ему необходимо поглощать новую информацию, которой он потом непременно должен поделиться с другими. В знаниях, которые я давал им, не было ничего нового, но они позволяли посмотреть на все свежим взглядом. Они побуждали к особому виду самосозерцания, бросавшему им вызов, и указывали путь к такой свободе, о которой и помыслить было невозможно. Я хотел, чтобы каждый ученик оценил, какими возможностями наделен его ум. Я хотел, чтобы каждый понял, что он герой, выполняющий миссию спасения человека.

Воодушевление учеников на этом семинаре усиливалось с каждым новым прозрением. Не обошлось, разумеется, и без других эмоциональных последствий. Когда нарушается равновесие ума, появляются возможности для изменений, но зачастую малейшему такому нарушению противятся даже те, кто настаивал, что жаждет его. Преобразование личности происходит в результате серьезных сдвигов в восприятии и реагировании. Этот процесс может быть неприятным, поскольку ум не хочет замечать себя, брать на себя ответственность за свои истории и меняться. Когда ум активно сопротивляется, эмоциональному телу приходится расплачиваться за это.

Как я уже говорил, если кто-то из учеников не мог пойти за пределы страха и гнева, порождаемых серьезными изменениями, вполне разумным выходом было позволить им найти иной путь к осознанности. Нельзя было допустить, чтобы они использовали Мигеля против самих себя. Я тоже ощущал эмоциональные последствия, когда отпускал их, но таким ученикам необходимо было учиться больше верить в себя – и меньше в меня. Я доверял жизни и всех их поощрял к тому же. Уважая других, мы позволяем им иметь те видения, которые нужны им. Если мы любим других, то не противимся их выбору – не важно, понятен он нам или нет.

Эмма покинула мое видение до того, как начались эти новые семинары. Она решила отбросить последний костыль и продолжить свой путь без меня. Она хороший воин: может в одиночку принять вызов, отважиться на новые видения и рискнуть пуститься в неизвестное. Может быть, она чувствовала, что осталась одна, но между нами всегда была сильная связь. Я отпустил ее и стал ждать – так же я поступил в отношениях с Дхарой, так же поступаю и буду поступать в отношениях с сыновьями.