Том 1

– Джеймс, не перебивай меня, пожалуйста. Я знаю, что говорю, Паркер встретил ее снаружи. Онне слышал, чтобы дядя ей что-нибудь сказал, – она могла его уже убить.

– Каролина!

– Я не говорю, что она его убила, Джеймс. Я говорю, что она могла это сделать. И вообще, хотя Флора из нынешних девиц, которые не уважают старших и думают, будто знают все лучше всех, никогда не поверю, что она способна убить даже курицу. Но факт остается фактом: у мистера Реймонда, майора Блента, миссис Экройд и даже у этой мисс Рассел (это ей повезло!) есть алиби. У всех, кроме Ральфа и Флоры! А что бы вы ни говорили, я ни за что не поверю, что это Ральф. Мальчик, которого мы знаем с детства!

Пуаро помолчал, наблюдая за дымком своей сигареты. Потом заговорил – мягким, вкрадчивым тоном, производившим странное впечатление, так он был не похож на его обычный быстрый говорок.

– Возьмем человека – обыкновенного человека, не помышляющего ни о каком убийстве. Но у него слабый характер. Долгое время эта слабость не проявляется – может даже никогда не проявиться, и тогда он сойдет в могилу уважаемым членом общества. Но предположим – что-то случилось. У него затруднения… Или он узнает секрет, от которого зависит чья-то жизнь. Первым его поползновением будет исполнить свой гражданский долг. И вот тут-то проявится эта слабость. Ведь перед ним откроется возможность получить большие деньги. Ему нужны деньги, а это так просто! Только молчать. Это начало. Жажда денег все растет. Ему нужно еще и еще. Он ослеплен блеском золота, опьянен легкостью наживы. Он становится жадным и от жадности теряет чувство меры. Мужчину можно выжимать до бесконечности, но не женщину. Потому что женщина всегда стремится сказать правду. Сколько мужей, изменявших женам, унесли в могилу свой секрет! Сколько жен, обманувших мужей, разбивали свою жизнь, швыряя правду в лицо мужьям! Доведенные до крайности, потеряв голову – о чем они, bien entendu,[43] потом жалеют, – они забывают о чувстве самосохранения и говорят правду, испытывая глубочайшее, хотя и минутное, удовлетворение. Вот что, я думаю, произошло в этом случае. Нажим был слишком велик и… принес смерть курочке, которая несла золотые яйца. Но это не конец. Человеку, о коем мы говорим, грозит разоблачение. А это уже не тот человек, каким он был, скажем, год назад. Его моральные принципы поколеблены. Он загнан, он хватается за любые средства, чтобы избежать разоблачения. И вот – кинжал наносит удар.

Он замолчал. Мы сидели словно в оцепенении. Не берусь передать, какое впечатление произвели на нас его слова. Его беспощадный анализ, ясность его видения испугали нас обоих.

– Потом, – продолжал он негромко, – когда опасность минует, он станет опять самим собой – нормальным, добрым. Но если понадобится – он снова нанесет удар.

Каролина наконец пришла в себя.

– Вы говорили о Ральфе, – сказала она. – Может, вы правы, может, нет, но нельзя осуждать человека, не выслушав его.

Зазвонил телефон. Я вышел в переднюю и снял трубку.

– Слушаю, – сказал я. – Да, это доктор Шеппард. – Минуты две я слушал, потом коротко ответил и повесил трубку.

Вернувшись в гостиную, я сказал:

– Пуаро, в Ливерпуле задержали некоего Чарлза Кента. Его считают тем незнакомцем, который был в «Папоротниках» в тот вечер. Меня вызывают в Ливерпуль для его опознания.

Глава 18

Чарлз Кент

Полчаса спустя Пуаро, инспектор Рэглан и я уже сидели в вагоне ливерпульского поезда. Инспектор был возбужден.

– Хоть в шантаже разберемся, – говорил он с надеждой. – Это прожженный тип, насколько я понял по телефону. К тому же наркоман. С ним хлопот не будет. Если откроется хоть какой-нибудь мотив, нет ничего невероятного в том, что он убил мистера Экройда. Но в этом случае почему скрывается Ральф Пейтен? Все это какой-то запутанный клубок. Между прочим, вы были правы, Пуаро: оказалось, что это отпечатки пальцев мистера Экройда. Мне эта мысль тоже приходила в голову, но я от нее отказался как от маловероятной.

Я усмехнулся про себя. Инспектору явно не хотелось признаваться, что он сплоховал.

– А этого человека еще не арестовали? – спросил Пуаро.

– Нет, задержали по подозрению, – ответил Рэглан.

– А что он говорит?

– Почти ничего, – с усмешкой ответил инспектор. – Видать, стреляный воробей. Не столько говорит, сколько ругается.

В Ливерпуле, к моему удивлению, Пуаро ожидал восторженный прием. Старший инспектор Хейз, оказывается, работал когда-то с ним и, видимо, составил преувеличенное впечатление о его талантах.

– Ну, теперь, когда приехал мсье Пуаро, мы быстро во всем разберемся! – весело сказал он. – А я думал, вы ушли на покой, мсье.

– Ушел, ушел, мой добрый Хейз. Но покой – это так скучно! Вы представить себе не можете, как однообразно и уныло тянутся дни.

– Пожалуй, представляю. Значит, вы приехали взглянуть на нашу находку? А это доктор Шеппард? Как вы думаете, сэр, вам удастся его опознать?

– Не уверен, – сказал я с сомнением.

– Как вы его задержали? – осведомился Пуаро.