Том 1

Маркияша, перестав бренчать плясовую, крякнул и заворочался на табурете.

— Это-с, Поленька, ахтеры останавливались в третьем году.

— Ах, погодите, — вскинулась она, — знаю, которые полковничью Верочку увезли! Это тот, что Генриха играл, душка, я помню…

— Да-с, тут такие дела были… Верочка-то перед самым отъездом в номер к нему прибежала, в сумерках. Поцелуи пошли, всякая всячина. Уж они любезничали-любезничали, а потом, как расходиться, он левольвертик вынул и давай им играть: коль не уедешь, грит, со мной, сичас себя прикончу.

— Ах, — схватилась Поленька за щеки.

— Да, я тут им винцо подавал, все в натуре видел. Потом подошел к зеркалу и вот это перстнем нацарапал, смотри, грит. Она взглянула, да на шею ему гак я повисла: куда, говорит, ты, туда и я, разь я допущу. Мигом — тройку с бубенчиками, и запалили!

— Да, и уехали, — про себя вздохнула Поленька, тоскливо притихнув. В красноватом от лампы кружеве штор поголубело; потянуло холодом из раскрытого окна, дальним садом, гулкими, где-то в сонном утреннике, петухами. Последние звезды тонули.

— Счастливые, — хрустнула пальцами Поленька. — Благородные, им всегда так… А я…

— Какие же счастливые, будет вам, — недовольно пробурчал Маркияша. — Без законного-то браку ежели, какая же сласть! Бессовестные они — и все!

— А знаете, — сказал Скурлатов, подводя ее за талию к дивану, — уедемте со мной! Я вас в губернию отомчу, завинтим, черт возьми! А там у меня приятель есть, офицерик: красавчик какой, канашка! Он свеженьких любит, я вас познакомлю, а?

— Пойте, пойте, — пьяно улыбалась Поленька, а Маркияша застыл, забытый в сумерках, и не сводил с них горящих глаз.

— Подвиньтесь-ка.

Усадив Поленьку на край, Скурлатов полуприлег за ней на диван. Теперь вся она была на свету; и Маркияша, как в час прощания, жадно и ненасытно впился в нее глазами, словно вбирая ее всю в себя; улыбчиво-утомленные глаза, помятое, будто исцелованное и сладкое лицо, сбитые волосы, — и горечь, безнадежная, жалостная, сосала сердце…

— Еще рюмочку, — сонно тянул ее к себе Скурлатов.

Поленька, смеясь, качнулась назад, и Маркияша увидел, как Скурлатов прилип губами к ее шее и тайком поцеловал. Он вздрогнул, до жгучей боли стиснул гитару в руках… Но Поленька, не замечая обезумевших от горя, замученных глаз, продолжала качаться, приятно и пьяно улыбаясь, и Скурлатов все алчнее всасывался губами в затылок меж двух темных кос…

— Пропало, продал ее, продал, — съежился весь Маркияша и надорванно всхлипнул. Воспаленный, всклокоченный, вскочил он вдруг с места и, не видя ничего, подшатнулся с гитарой к столу.

— Совестно-с… — прохрипел он, перекосившись, — при людях-то… Совестно…

— Чего еще? — недовольно поднял на него Скурлатов тоже невидящие заплывшие глаза. — Ну, вон на столе, пей, пожалуйста, отвяжись!

— Ага, — с наглым укором поглядел на него Маркияша и язвительно покачал головой. Потом, так же нагло и не торопясь, вылил весь коньяк из бутылки в стакан и выпил, расплескав половину от дрожи.

И вдруг пошатнулся, крякнул надрывно, свесил космы над гитарой. Криком струны рванул:

З-зачем ты, безу…

Мелко задрожал плечами, а на непослушные мозолистые пальцы, на облупленную гитару закапало горячее, будто из самого сердца, чаще, чаще…

— Эх-х, Маркияшка… Ты…

— Ну, я домой, — вскочила внезапно Поленька и, подбежав к зеркалу, завертела голову шарфом. Скурлатов поднялся за ней. Маркияша тоже поднял голову и смотрел на обоих безмятежными мокрыми глазами.

— Домой? — повторил насмешливо Скурлатов и, не стесняясь уже, взял ее за плечи. Поленька сначала затрепетала, выгнула грудь, вырываясь. Потом, как с Маркияшей у ворот, улыбнулась полузакрытыми глазами, клонясь назад в цепких до боли руках, блаженно задышала, и Скурлатов, с трудом оторвавшись от ее губ, повел мутными глазами на Маркияшу.

— Ну!

— До свиданьица, — заторопился он, кивнув головой Поленькиной спине. Как слепой, шатаясь, шарахнулся в дверь. И только выбежал наружу, в терпкий холод, как, бросив волочившуюся сзади гитару, вывернул камень из мостовой и пустил с хрипом в освещенное окно.

— На-на, змея… мать!..

По раме с дребезгом загромыхало, и стекла, визгнув, брызгнули из окна.

— Ага!..

И тут же, подняв зачем-то гитару, шатнулся в переулок, на мокрую траву. Какой-то пьяный мужик, ковылявший из-под кручи, столкнулся с ним грудь с грудью. Маркияша скрипнул зубами, ыхнул и размахнулся гитарой.

— Черти! — закричал он плачущим голосом. Мужик испуганно пятился и крестился. Маркияша бросил гитару и столкнул его злобно под кручу.

Потом и сам свалился лицом в траву. А брошенная гитара медленно ползла по траве к реке и до самой воды шептала жалостным разбитым звоном…

Повести

ПАДЕНИЕ ДАИРА

I