Том 1. Арканзасские трапперы. Искатель следов

В эту самую минуту к нему подошел по следам Курумилла.

Индеец помог ему подняться, а затем криком райской птицы дал знать своим друзьям о том, что ему удалось найти миссионера.

Отец Серафим не согласился на предложение вождя донести его и захотел сам идти к друзьям, поспешившим ему на помощь. Но силы вторично изменили ему. Он потерял сознание и упал на руки индейца, внимательно наблюдавшего за своим спутником, потому что вождь видел, что тот слабеет с каждой минутой и только ждал момента, когда миссионер окончательно выбьется из сил.

Валентин и Курумилла с помощью дона Пабло на скорую руку устроили носилки из древесных ветвей и, положив на них раненого, поспешно удалились от оврага.

Ночь уже прошла, и солнце высоко стояло на горизонте, а охотники все еще шли со своей ношей.

Наконец к одиннадцати часам утра они достигли пещеры, где временно поселился Валентин и куда он решил перенести раненого, чтобы самому ухаживать за ним.

У отца Серафима начиналась сильная лихорадка, лицо его пылало, глаза блестели. Как всегда бывает при ранах от огнестрельного оружия, нагноение вызвало сильное воспалительное состояние.

Миссионера положили на звериные шкуры, и Валентин сейчас же приступил к осмотру раны. По счастливой случайности пуля засела в плече, не тронув лопатки. Валентин извлек пулю, затем с помощью Курумиллы, который молча растер листья орегано[87], он сделал пластырь и положил его на рану, предварительно хорошенько промыв ее.

Когда рана была перевязана, миссионер заснул глубоким сном и проснулся только вечером.

Лечение Валентина дало прекрасные результаты: лихорадка прекратилась, черты лица приняли спокойное выражение, лихорадочный румянец исчез и сменился страшной бледностью из-за большой потери крови, одним словом, состояние здоровья раненого уже не внушало никаких опасений.

Проснувшись, миссионер увидел сидевших у его постели охотников, которые следили за ним тревожными глазами. Он улыбнулся и слабым голосом, до глубины души тронувшим охотников, сказал:

— Благодарю вас, братья, за то, что вы позаботились обо мне… Господь наградит вас за это… Я чувствую себя гораздо лучше.

— Слава Богу! — сказал Валентин. — Теперь вы скоро и совсем будете здоровы, отец мой, хотя в первое время я даже не смел надеяться на такой благополучный исход.

— Неужели?

— Да, ваша рана, хотя и очень серьезная, не опасна, и через несколько дней, если вам необходимо, вы можете заняться своими делами.

— От всего сердца благодарю вас за приятное известие, дорогой Валентин, я уже и счет потерял, сколько раз вы спасали меня от смерти.

Охотник покраснел.

— Не говорите об этом, отец мой, — сказал он, — я только исполнил священный долг каждого человека. В состоянии ли вы будете поговорить с нами несколько минут?

— Да, говорите, друг мой.

— Я хотел бы попросить у вас совета.

— Голова моя еще очень слаба, но вы знаете, как сильно я вас люблю, Валентин. Скажите мне, что вас печалит, и, может быть, я и в самом деле подам вам полезный совет.

— Думаю, что так, отец мой.

— В таком случае, говорите, потому что иначе вы не стали бы просить помощи у меня. Вы говорите, что это дело очень серьезное?

— Да, очень серьезное.

— Говорите, я вас слушаю.

И миссионер поудобнее улегся на постели, приготовившись слушать охотника.

Глава VII

СВИДАНИЕ

На другой день на рассвете Курумилла отправился в деревню Единорога и к вечеру уже вернулся в пещеру.

Вместе с ним прибыл и вождь команчей. Сашем глубоко уважал отца Серафима и его прекрасный характер, и очень жалел, что миссионер был ранен.

— Отец, — сказал он ему, — кто эти злые люди, которые осмелились ранить вас, тогда как вам Владыка жизни открыл тайну быть счастливым… Эти люди умрут, кто бы они ни были.

— Сын мой, — отвечал кротко монах, — я не назову вам имени несчастного, который в минуту исступления поднял руку на меня… Мой Бог — Бог мира: Он добр и повелевает людям прощать обиды и платить добром за зло.

Индеец с удивлением смотрел на миссионера. Ему казались непонятными эти странные заповеди любви и милосердия. Воспитанный в кровожадных правилах своей расы, убежденный, как и все краснокожие, что первая обязанность каждого воина состоит в том, чтобы мстить за нанесенные ему обиды, он признавал только один свирепый закон прерий, который гласит: око за око, зуб за зуб. Но как ни суров этот закон, в этом нельзя обвинять обитателей прерий, где засады расставлены на каждом шагу и где безжалостная смерть подкарауливает свои жертвы за каждым углом.

— Сын мой, — продолжал отец Серафим, — вы великий воин, вы много раз мужественно переносили нестерпимые мучения у столба пыток, что, по-моему, в тысячу раз хуже самой смерти… Точно также не раз и вы сами мучили врагов со свирепой радостью… Я, впрочем, не ставлю вам этого в вину, потому что эти понятия вы всосали с молоком матери. Нажав коленом на грудь врага, вы безжалостно убиваете его, но вам, наверное, никогда не приходилось еще пощадить кого-нибудь в битве?