Том 1. Детство Тёмы. Гимназисты

Корнев и Карташев стали часто заходить к отцу Даниилу и, сидя за маленьким чайным столом с веселым самоварчиком в густо поросшем саду, любили слушать интересные рассказы старика. Рассказчик вскользь касался прошлого семьи Карташевых и останавливался только на светлых воспоминаниях, но о соседях говорил все, что знал.

Рассказывал об отце Неручева, которого крепостным был повар Тихон, рассказывал, отчего у Тихона лысина образовалась.

— Там у них в усадьбе есть такая приступочка: со двора, как раз под окнами столовой. Вот как обед начнут подавать, бывало, Тихон уж и стоит на своем эшафоте: борщ там или суп испорчен — прямо на голову. А то и на конюшню сведут…

Корнев грыз ногти, внимательно слушал и осторожно подбирался с вопросами к батюшке, желая выяснить то, что его интересовало.

— Что ж, — говорил он небрежно-равнодушным голосом, — конечно, если виноват, так нельзя и без наказания… Но это все-таки был уважаемый человек?

— Уважаемый, пока жил. Можно сказать, первое лицо был на всю губернию: уж что он скажет — так уж закон. Там это насчет порядку, как с народом, насчет строгостей… Или в проповеди… ну, как-нибудь не тем словом обмолвишься — и слушать больше не станет: уйдет из церкви. И жди от архиерея… Фальшивый был человек. И вот какое дело: и мужики у него такие же вышли — на словах одно, а в деле все фальшь. Хуже теперь его мужиков нет — пьяницы, воры, ну, просто постыдный народ…

Однажды Корнев пришел один.

— Ну, а теперешний Неручев? — спросил он.

— Да и теперешний хоть… Тоже фальшивый человек… Только та и разница, что тот жмот, скупой был, а этот пыль в нос пускает, покамест все не распылит.

— Он хвалится.

— Да ведь за похвальбу денег не платят. Кто себе враг? не по словам, как говорится, а по делам.

— Он говорил, что за полцены все отдает крестьянам?

Отец Даниил пренебрежительно махнул рукой:

— Пустое!.. школу бы хоть устроил. Тут вот только Деланкур, что о крестьянах позаботился: школу им устроил, больницу, для младенцев покой устроил, когда в летнее время бабы в поле… А остальные так потерялись… по нынешнему времени прижаться надо: кто тратил рубль — двадцать пять копеек тратить надо, а они — все как шло у них, так и идет. Ну, уж тут какой конец?

— И много разорилось?

— А кто остался? Конца-краю нет разоренью…

— Кому же земля переходит?

— Да так — с торгов купцам… больше того немцы скупают. Ну, этим уж что в руки попало, то пропало…

Раз Карташев спросил отца Даниила:

— А нами мужики довольны?

Но отец Даниил уклонился от прямого ответа:

— Да ведь как сказать, — на всех и солнышко не угодит.

У Карташева зарождалось какое-то смутное беспокойство насчет того, что не все так хорошо, как это кажется с виду в отношениях крестьян к ним. Но попытки уяснить себе не приводили ни к чему; все было так, как было, и как могло бы быть иначе — ни ему, ни Корневу не представлялось. Что «идеала» нет — ясно, конечно, с первого взгляда: не было не только больницы, но и школы, хотя в деревне считалось двести пятьдесят дворов. Аглаида Васильевна уклонялась от прямых ответов на такие вопросы, но как-то, рассердившись и улучив минуту, когда была одна с сыном, заметила раздраженно:

— Тёма, ты точно в гости приехал: наивничаешь перед Корневым о школе и словно не знаешь моих дел. Для школы нужно в год не меньше пятисот рублей. Я могу их дать, отказав кому-нибудь из вас в образовании, — так выбери, пожалуйста, кому же именно? Или мне прикажешь отказаться от того, что я себе позволяю?

Карташев знал, что мать всегда и во всем себе отказывала: он знал, что она почти ничего себе не делала из туалета, разнообразя и подновляя богатый запас молодости. Ее шуба с очень дорогим мехом черно-бурых лисиц давно уже требовала перемены бархата, и дети часто к ней приставали насчет этого, но Аглаида Васильевна и слышать не хотела. Она перестала даже держать лошадей в городе и таким образом отказывала себе в последнем удовольствии. Карташеву было неприятно, что он неосторожно затронул больное место. Он поспешно проговорил, искренне и горячо:

— Тебе, конечно, где же… Но отчего же земство?.. О чем оно думает?

— И земство не всесильно… расход земства кому-нибудь тоже надо нести на себе… Все это не так просто. Вот подыметесь повыше, бог даст, — тогда и увидите все то, что теперь без перспективы и связи мозолит ваши глаза.