Том 1. Греция

Филипп Фессалоникийский взялся за составление второго «Венка» через сто лет после Мелеагра, около 40 года н. э., когда набралось достаточно нового материала и стало ясно, что новые стихи не совсем похожи на старые. Он тоже расположил их по алфавиту первых строчек и тоже снабдил стихотворным вступлением, дошедшим до нас. Главными фигурами в его сборнике были Антипатр Фессалоникийский, Филодем, Кринагор и, конечно, сам составитель. А затем наступают потемки. Для третьего тома «Венка», еще сто лет спустя, около 140–150 года, еще нашелся составитель по имени Диогениан Понтийский, но предисловия от него не осталось, и о принципах его составления можно только догадываться. Свой сборник он уже назвал не «Венок», а «Цветник» – «антология»: это ему мы обязаны термином, закрепившимся во всех языках. Дальше, кажется, выпускаются только авторские сборники (например, «Все размеры» Диогена Лаэртского – стихи о знаменитых философах, нарочно написанные не только элегическим дистихом, а и более сложными формами стиха). Впрочем, некоторые не стеснялись добавлять к своим стихам и чужие на ту же тему (мы видели, что так построил свою книгу «О мальчиках» Стратон): получались книги, стоявшие на грани авторского сборника и антологии.

Агафий, насколько мы можем судить, первый внес в построение антологии важное новшество – расположил материал в осмысленной тематической последовательности. Во вступлении (IV, 3, 113–133) намечена тематика семи книг его «Круга»: эпиграммы посвятительные – описательные – надгробные – наставительные – сатирические – любовные – застольные. Очень может быть, что у него были предшественники на этом пути здравого смысла, – но это уже область догадок. «Круг» Агафия имел большой читательский успех и ходил по рукам до XIII века. Но в конце концов он был вытеснен еще более монументальным сводом – Антологией Константина Кефалы, константинопольского протопопа, созданной, как уже говорилось, около 900 года. Только что миновало смутное время иконоборства, начиналось так называемое Второе византийское возрождение, и античное наследие пользовалось вниманием и уважением. Кефала, как мы знаем, сохранил тематическую композицию Агафия и только переставил некоторые разделы и добавил несколько новоприобретенных довесков. Мы уже видели этот его план.

5

Достоинства тематической композиции очевидны: то, что могло бы подавить хаотическим разнообразием, предстает читателю большими упорядоченными порциями. Недостаток может увидеться противоположный: чрезмерная однообразная упорядоченность. Конечно, не в масштабах целой книги, но хотя бы в пределах нескольких страниц: там, где подряд друг за другом следуют вариации одной и той же эпиграммы под разными именами, но с самыми малыми различиями. Античных и средневековых читателей это радовало, современного читателя может раздражать.

Вот самый классический пример – 28 эпиграмм о медной статуе телки, изваянной в V веке до н. э. скульптором Мироном (IX, 715–742):

715 (псевдо-Анакреонт):

Дальше паси свое стадо, пастух, – чтобы медную телку,

     Словно живую, тебе с прочим скотом не угнать.

716 (псевдо-Анакреонт):

Телка лита не из меди – нет, время ее обратило     В медь, и Мирон солгал, будто б он создал ее.

717 (Эвен):

То ли снаружи тут медь облекла живущую телку,     То ли статуе внутрь душу ваятель вложил.

718 (он же):

Может быть, скажет сам Мирон: «Не я сотворил эту телку:     Эта – живая, а я образ лишь воспроизвел».

719 (Леонид Тарентский):

Не изваял меня Мирон, неправда: пригнавши из стада,     Где я паслась, привязал к каменной базе меня.

720 (Антипатр Сидонский):

Если бы ноги мои не застыли в Мироновом камне,     Я б средь других коров, верно, паслась на лугу.

721 (он же):

Что ты, теленок, мычишь? Зачем в мое тычешься вымя?     И мастерство не дало этим сосцам молока.

722 (он же):

Эту корову, пастух, обойди стороной: на свирели

     Ты бы подальше играл: телочку кормит она.

723 (он же):

Я из свинца и из камня; но ради тебя я готова,     Мирон-ваятель, щипать лотос и даже камыш.

724 (он же):

Кажется, телка сейчас замычит. Знать, живое творилось     Не Прометеем одним, но и тобою, Мирон.

725 (аноним):