– Кто-то мотается около дома, – сказал он, всматриваясь в окно.
Цезарь гремел цепью и хрипел от бешенства. Невидимые шаги трудно чавкали по грязи, потом в окно громко застучала мокрая рука.
– Эй, кто на дворе? – крикнул капитан и подошел к окну. Он нагнулся и рассматривал серое лицо за стеклом.
Человек в мягкой шляпе что-то неслышно говорил, губы его двигались. Ветки хлестали его по спине. Капитан открыл окно, – ворвался ветер, широкий гул леса. Лампа мигнула и потухла. Человек за окном спросил тонким мальчишеским голосом:
– Здесь живет Берг?
Берг бросился отворять. Незнакомец вошел, снял пальто и оказался худым, с легкой сединой в волосах. Его желтые ботинки размокли, на них налипли лимонные листья. Он несколько раз извинился.
– Я больше трех часов искал вашу дачу. Спросить некого, пришел наугад, на огонь.
– Выпейте водки, согрейтесь, – приказал капитан.
– Я не пью.
– А вы так, смеху ради.
Незнакомец с внимательным изумлением взглянул на капитана и выпил.
Это был известный инженер Симбирцев, специалист по двигателям внутреннего сгорания. Берг несколько раз рассказывал о нем капитану. С инженером Берг познакомился в столовой «Дома Герцена», где собирались по вечерам бездомные поэты и праздные люди – любители чарльстона и фокстрота. Инженер был склонен к литературе, любил стихи, писал их изредка и печатал под псевдонимом.
Склонность к стихам Симбирцев тщательно скрывал от товарищей: о стихах он говорил только с немногими поэтами.
В разговоре с капитаном Берг назвал инженера «лириком». Капитан возмутился, – в его мозгу не укладывались два таких враждебных занятия, как моторы и поэзия. Берг же говорил, что, наоборот, в машинах и чертежах больше поэзии, чем в стихах Пастернака. Однажды он назвал океанские пароходы «архитектурными поэмами». Капитан фыркнул и обругал Берга.
– Такая поэма как вопрется в порт, так на версту завоняет всю воду нефтью. Эх вы, слюнтяй!
Поэтому к инженеру капитан отнесся недоброжелательно, – как может построить даже дрянной мотор человек, склонный к лирике?! Форменная чепуха!
Серые глаза и костюм цвета светлой стали, седеющие виски и неторопливый взгляд оценщика – таким инженер показался Батурину.
Инженер огляделся.
– Далеко забрались. Даже не верится, что в тридцати верстах Москва. Я к вам по делу. – Он обернулся к капитану, потом взглянул на Батурина и Берга.
– Поговорим, – согласился капитан, накачивая примус. Его занимало, какие могут быть к нему дела у этого сухого европейского человека и к тому же лирика.
Лирику капитан не любил. Под словом «лирика» он понимал ухаживание за кисейными барышнями, проникновенные речи адвокатов на суде, охи и ахи, восхищение природой, обмороки и не соответствующие мужчине разговоры, например о болонках.
При слове «лирика» ему вспоминался недавний неприятный случай в поезде. Напротив него сидела красивая дама в котиковом манто. Ехала она в Тайнинку, Было поздно, дама очень боялась и искала в вагоне попутчика. Капитан сказал ей:
– Тайнинка – место известное. Там вам голову оторвут и в глаза бросят.
Дама обиделась: «Какой грубиян!» – «Лирическая дама», – подумал капитан. С тех пор каждый раз при слове «лирика» он вспоминал эту даму и придумывал ей имена: Лирика Густавовна, Лирика Панкратьевна, Лирика Ивановна. Эти имена назойливо лезли в голову, капитан злился и в конце концов возненавидел даму с дурацким именем и заодно всех лирических поэтов. Об этом он сказал Батурину.
– Ну, а Пушкин?
Капитан рассердился.
– Что вы берете меня на бас! Какой же Пушкин лирик!
Батурин махнул рукой и прекратил с капитаном разговоры о литературе.
– Алексей Николаевич, – спросил Берг Симбирцева, – как поэма?
– Работаю, – неохотно ответил Симбирцев. «Работает, – ядовито подумал капитан. – Он работает!»
Капитан начал бешено накачивать примус, мысленно приговаривая при каждом свисте насоса: работай, работай, работай! Бесшумный примус не выдержал и загудел. Капитан озадаченно посмотрел на него, плюнул и сел к столу. Раздражение его прошло.
– Поговорим, – повторил он, закуривая. Батурин и Берг понимали, что дело важное, иначе Симбирцев не приехал бы вечером к ним, зимникам, за тридцать верст от Москвы.
– Дело простое, – Симбирцев медленно помешал чай. – От Берга я знаю, что вы без работы, – он говорил, обращаясь к одному капитану. – И вы и вот… товарищ, – он посмотрел на Батурина. – Да, вы пишете очерки в газете, но это случайная работа. Берг вообще человек свободный, живет на двадцать рублей в месяц.
– Хорошенькая свобода, – пробормотал Берг.
Симбирцев помолчал, потом спросил неожиданно:
– Вы слышали о летчике Нелидове?
– Тот, что разбился в Чердынских лесах?
– Тот самый. Я хочу предложить вам одно дело, но оно требует большого предисловия. Пожалуй, проговорим до рассвета. – Он виновато улыбнулся.
– Ну что ж, – капитан повеселел. Любопытство его было неистощимо. Валяйте. Мы и без вас просидели бы до утра вот за этим…
Он хотел щелкнуть пальцем по бутылке водки, но раздумал и щелкнул по красному панцирю гигантского рака.
Симбирцев начал говорить. Его ломающийся голос окреп.