Том 1. Романы. Рассказы. Критика

Но наряду с печальными пережитками мрачного прошлого, описанными В. Корсаком, есть к счастью, и другие факты, более отрадные – как в рассуждении литературного изящества, так и в смысле неожиданности.

Например, юный автор рассказа – «Тетя Шура», Н. Рощин, настолько виртуозно владеет сюжетом, что делает со своими героями буквально чудеса и даже приводит их в жидкое состояние. Описывая тетю и племянника, он говорит:

«Они влились в медленно кружившийся поток».

Впрочем, тетя эта – женщина совершенно необыкновенная и от нее всего можно ожидать. Изображена она автором с большой изысканностью:

«…вся немного напоказ, вся искрящаяся задором, хмелем, летящая сейчас по льду с вздохновенной легкостью…».

«Вздохновенной» – это, надо полагать в типографии от полноты чувств набрали.

Хороший аппетит

Неплохая закуска в свое время была у художника Коровина. Вот из чего она состояла, – как он сам пишет об этом в своем очерке «Мельник», напечатанном в «Возрождении»:

«Подали маринованную щуку, утку,

вальдшнепов, брусничку, моченые яблоки, рыжики в сметане, грузды, жареного леща, окорок ветчины и водку, настоенную гано-бобелем, деревенские лепешки на масле, варенье».

И все это – на двух человек.

Куда французам!

Испорченный старик

У того же художника Коровина был знакомый старый крестьянин. Человек был неплохой, но испорченный и развращенный до мозга костей ложно русским стилем. Вот как, например, он обратился к художнику:

– Кискинький Лесенг – выдь-ка! В моховом-то болоте, как волки, чу, воют.

До чего довела старика-крестьянина плохая литература!

Загадочное место

Это – город, где происходят международные конгрессы и для географическогого определения которого мы не располагаем точными сведениями. По каким причинам местонахождение этого города скрывается от читателей – неизвестно.

Об этом самом таинственном городе упоминается в небольшой, но очень кокетливо составленной заметке по поводу нового романа маститого писателя Брешко-Брешковского «Жидкое золото» – заметке, помещенной в последнем номере журнала «Иллюстрированная Россия».

«Действие переносится, как в кинематографической ленте, из Венеции на международный конгресс, оттуда в Будапешт, Париж, Америку, потом снова в глухой городок Югославии…».

Пожалуй, есть основания полагать, что международные конгрессы происходят в каком-то глухом городке Югославии. Вполне доверяя сведениям авторитетного критика, не можем, однако, отделаться от некоторого досадного сомнения.

Не дай Бог!

В том же номере, того же журнала в пояснительной надписи под тремя фотографическими снимками рассерженных животных – павлина, тигра и петуха – сказано:

«Страшен гнев животного, – он преображает даже жирного петуха, превращая его в какого-то апокалиптического зверя».

Действительно, жутко. Не дай Бог: петух преображается в какого-то апокалиптического зверя.

Жаль только, что не объясняется, – в какого именно и что значит «апокалитический». По-видимому, это какое-то животное вроде верховой лошади: петух сидит на ней, а потом преображается.

Мир животных

Вообще в смысле зоологии в «Илл<юстрированной> России» не все обстоит благополучно. Подводит же редакцию главным образом слишком красочный стиль описаний:

«Обезьяна из берлинского зоологического сада, на лице которой с изумительной силой выражена материнская гордость и сознание достоинства».

Или:

«Примитивное материнство – йоркширская премированная свинья со своим потомством».

Примитивное материнство – это мало понятно, особенно для не профессиональных читателей «Иллюстрированной России».

Вот если бы речь шла о примитивном литературном языке – тут бы все было ясно.

Заметки читателя – II^*

Новый классик

В наши трудные дни происходит множество важных литературных событий; мы же, поглощенные суетными делами, многого не знаем.

Так, например, лишь счастливая случайность позволила нам установить с несомненностью появление нового классика в русской литературе, имя которого, однако, далеко не достигло еще знаменитости, им бесспорно заслуженной. Фамилия этого классика – Зозуля. Вот беспристрастное свидетельство знаменитого советского критика Кольцова о вышеизложенном авторе:

«На рубеже настоящего собрания своих произведений Ефим Зозуля предстает как вполне определившийся и созревший, но далеко еще не развернувший всех своих возможностей автор».

Итак, Ефим Зозуля предстает. Не всякому писателю удается этот шаг – особенно принимая во внимание трудность местонахождения Зозули на рубеже собрания своих произведений.

Правда, следует заметить, что если Зозуля хороший писатель, то и Кольцов – критик далеко не последний.

Предшественники Ефима Зозули

Начало карьеры Ефима Зозули протекало в Одессе. Кольцов пишет по этому поводу:

«Здесь сходил с ума, волочился за губернаторшей и писал „Онегина“ Пушкин.

Здесь написал свой первый рассказ М. Горький.

Здесь проводили дни литературной юности Куприн и Леонид Андреев».

Но все эти писатели могут рассматриваться лишь как предтечи; ибо после них появился Зозуля. Этот скромный гений, однако, за губернаторшей не волочился, да оно и понятно: не снизошел.