Том 1. Стихотворения

Однако вскоре в критике возобладали другие интонации. Слова о «новой большой струе», о «мастерстве и искренности» сменились разнообразными обличениями. «Жуткими, кошмарными, пьяными, кабацкими стихами» назвал «Да! Теперь решено. Без возврата…» тот же А.К.Воронский и, вопреки собственному прежнему предостережению, начал вести разговор об «окончательном разложении»: «…потребность чудес, преображений, несбывшихся надежд подменяется пьяным угаром, а склонность к протесту, к борьбе вырождается в пьяные скандалы. В стихах Есенина о кабацкой Москве размагниченность, духовная прострация, глубокая антиобщественность, бытовая и личная расшибленность, распад личности выступают совершенно отчетливо» (Кр. новь, 1924, № 1, январь-февраль, с. 284–285). Особенно усилились такие упреки после выхода в свет сборника. Г.Лелевич назвал его «жутким», а стихи исполненными «ужаса, отчаяния и безнадежности» (журн. «Молодая гвардия», М., 1924, № 7/8, июль-август, с. 268). В другой статье он еще усугубил отрицательные оценки: «…в стихах Есенина начинает звучать мрачное отчаяние. Потеряв твердую старую деревенскую опору, он бросился в омут столичного разгула. Он пишет зловещие пьяные стихи» (журн. «Октябрь», М., 1924, № 3, сентябрь-октябрь, с. 182). Вторил ему другой рецензент: «Слово этого художника, прежде такое крепкое и убедительное, побледнело», книга — «нерадостная», в ней — «тяжелые и неприятные строки» или строки «жуткие своей усталостью» (журн. «Сибирские огни», Новониколаевск, 1924, № 4, сентябрь-октябрь, с. 191). Даже на страницах расположенного к Есенину Бак. раб. утверждалось, что в этих стихах «с бодлеровской силой» дана «картина разложения и обвинения революции в обмане». «Почему же Есенин, хоть и временно, окунулся в эту кабацкую Москву? — спрашивает рецензент. — Потому, что старая Москва умерла у него в душе, а к новой, трудовой и героической, он еще не пристал» (А.Селиханович. «Сергей Есенин» — Бак. раб., 1924, 25 сентября, № 217). Деградацию художественного мастерства усмотрел в «Москве кабацкой» И.А.Груздев: «Вялый стих, словесное безвкусие и беспомощность тематическая вызывают опасения самые серьезные». «Если с „хулиганством“ роковым образом связана поэтическая энергия Есенина, то прощание с ним действительно трагично. Последнее же стихотворение книги — „Не жалею, не зову, не плачу,//Все пройдет, как с белых яблонь дым“ — должно лишний раз напомнить, какого чудесного лирика мы в нем теряем» (журн. «Русский современник», Л.—М., 1924, № 3, с. 255). Эти суждения поддержали критики пролеткультовской ориентации, например В.П.Друзин. Ссылаясь на И.А.Груздева, он писал: «Выступил наружу исконный грех его — невыработанность стиха» («Красная газета», веч. вып., Л., 1925, 15 мая, № 116).

Некоторые критики стремились свести эти стихи прежде всего к литературной традиции, увидеть в них следование поэтическим канонам. Чаще других звучало имя А.А.Блока. В.П.Друзин, например, писал в той же статье, что «Москва кабацкая» — «книга и по мироощущению и по формальным приемам родственная третьему тому Блока». Но возникали не только имена А.А.Блока и Ш.Бодлера. «При всем различии социальных причин и условий, — писал в рецензии на М. каб. И.А.Оксенов, — Есенин, если искать в истории литературы аналогий, — современный Языков, и это сравнение было бы оправдано вполне, если б блоковская меланхолия не окрашивала так часто есенинских стихов» (журн. «Звезда», Л., 1924, № 4, с. 333). Сходную точку зрения отстаивал Ю.Н.Тынянов (см. журн. «Русский современник», Л.—М., 1924, № 4, с. 212–213).

Лишь отдельные критики пытались противостоять таким оценкам. Отвечая на подобные нападки, анонимный критик писал: «…его простые, незатейливые по ритму и форме, но такие задушевные, полные щемящей грусти, наполняющие самые банальные слова новой свежестью и заразительностью „городские“ стихи укрепляют за С.Есениным право на звание одного из лучших лириков нашей эпохи. Очень грустно, быть может, что один из лучших поэтов наших обрел себя в гнилой атмосфере богемы, что с неподдельной силой лира его зазвучала на упадочных тонах, но тем не менее это так» (журн. «Бюллетени литературы и жизни», М., 1924, № 4, с. 228).