Возможно ль? вместо роз, Амуром насажденных, Тюльпанов, гордо наклоненных,Душистых ландышей, ясминов и лилей, Которых ты всегда любила И прежде всякий день носила На мраморной груди твоей, – Возможно ль, милая Климена,Какая странная во вкусе перемена!..Ты любишь обонять не утренний цветок, А вредную траву зелену, Искусством превращенну В пушистый порошок!Пускай уже седой профессор Геттингена,На старой кафедре согнувшися дугой,Вперив в латинщину глубокий разум свой, Раскашлявшись, табак толченыйПихает в длинный нос иссохшею рукой; Пускай младой драгун усатый Поутру, сидя у окна, С остатком утреннего сна,Из трубки пенковой дым гонит сероватый;Пускай красавица шестидесяти лет,У граций в отпуску и у любви в отставке,Которой держится вся прелесть на подставке,Которой без морщин на теле места нет, Злословит, молится, зеваетИ с верным табаком печали забывает, –А ты, прелестная!.. но если уж табакТак нравится тебе – о пыл воображенья! – Ах! если, превращенный в прах, И в табакерке, в заточенье,Я в персты нежные твои попасться мог, Тогда б в сердечном восхищеньеРассыпался на грудь под шелковый платокИ даже… может быть… Но что! мечта пустая. Не будет этого никак. Судьба завистливая, злая! Ах, отчего я не табак!..
Арист нам обещал трагедию такую,Что все от жалости в театре заревут,Что слезы зрителей рекою потекут. Мы ждали драму золотую.И что же? дождались – и, нечего сказать,Достоинству ее нельзя убавить весу,Ну, право, удалось Аристу написать Прежалкую пиесу.