Том 1. Великий град трепангов

У Марта много шаманских, непонятных, истерических выкриков, путаных и бессвязных, как бред. Большинство его стихов таково.

Но у этого же Марта есть прозрачные, задумчивые строки, понятные ребенку. В «Китайских стихах», изданных в Харбине, много таких глубоких примитивов, удивительных, как вода озера, в которой и ничего нет и в то же время заключен весь мир. Бездомным поэтам, швырнувшим свои души под ноги мира, открыты души всех народов и все века.

Марту открыты тайны внешне незначительных явлений. Его исключительная зоркость проникает за кожу очевидного. Для него ясна цель прогулки двух синих фигур, скрестившихся, выставленными крючками – мизинцами, которые –

Бредут, раскачивая руки,Фальцетом тощим выводяТягучие сдавленные звукиБеспечной песенки бродяг.

Праздничное блуждание этих друзей, выжидавших в сонливых буднях праздничный часок ведет их туда – в «Искусственный Рай», где трещит масляный фитиль и на кончике тонкой иглы плавится коричневый шарик наркотических блаженств – опиум.

Марту известно это.

Его жизнь иная, чем у всех.

У всех на обед – суп с лапшой, какие-нибудь рубленые котлеты или там антрекот. А у Марта – белый порошок или синеватая вода морфия.

Не виноват же он, что у него отвращение к мясу и нет возможности уйти от мясных лавок Харбина!..

Вот он и уходит, в белые долины.

«Куда-нибудь вон из мира, слишком жалкого для того чтобы называться миром!..»

И Март бродит.

Бродит, как земля в марте в которой и мерзкая осклизлость, загрязненного навозом и пылью льда, и засасывающая, трепетная синева ночи и свежесть восторженной земли, глядящей в небо глазами тысяч фиалок.

Неподвижный, жестко-летаргический воздух становится мягким, как щека возлюбленной. Оттаивающие крыши кадят ладаном. На земле – белые бумажки; пожелтевшие, намокшие окурки; грязь. Грязь синеватая, особенная, словно ее помазали небом.

Март всегда какой-то нескладный. Брызжет на дорогие женские меха мутной водой и золотит нищих солнцем. Март мутный; март – смутьян. И таков же избравший себе псевдонимом март – Венедикт Март.

Он бродит весь талый; весь наполненный грязью и небом. Жалкий, вызывающий возгласы порицания и негодования. Но, Боже мой!..

Осевшие и неподвижные, неужели вас не радует близость неприкаянного?!.. Близость души чистого мечтателя пусть в грязном пальто. Ведь это же подвиг. Жить для чистой мечты, а не для чистого пальто и всю жизнь расшвыривать многокаратные грезы, тогда когда все вокруг грезят о бриллиантах. Единственный прочный богач, которого не разорят валютные колебания. Нелепый бродяга, смешной человек-птица с вывихнутыми крыльями, шаркающими по земле, держащий в своем творческом клюве кусочек синего неба. Один из немногих уцелевших виллоновских потомков – Венедикт Март.

Порывы^*

(1914)

Мои первые

юношеские

стихотворения

посвящаю

дорогому

отцу

Юности

Други, в горы, на вершины!От позорной паутины,От житейской суеты!Достигайте высоты, –Храм божественной мечты.И от грязи улетая,Юность, юность золотая,Над землею пролетая,Сбрось оковы скуки-тины!Прочь тоска и гнет кручины!Пусть восторженно-красивы

Ваши юные порывы!Позабудьте жизни чад!Стройно, звучно, нежно, в ладГолоса пусть зазвучат!Смело, дерзко над землеюВ лучах света ли, под мглою,С гордо поднятой главоюПойте юные мотивы!..Будьте солнечно счастливы!

«Ты минута счастья…»

Ты минута счастья,Светлого, как день.Ласкою ненастьеСогнала, как тень  Светлыми глазами

  Разбудила грудь,  Теплыми словами  Разогнала жуть.Вспомнил я былогоНежные мечтыИ мечтаю снова,Так же, как и ты.  Прежний образ милый  Предо мною, вновь, –  С свежей новой силой  Вспыхнула любовь!Долго ль будет длитьсяЮности порыв,Долго ль будет тлитьсяВ сердце, не остыв?!.

Выше, дальше!