Книгой страданий следовало бы назвать книгу, содержащую Кьяна, книгой стонов маленького Марта, которого подвигают на талантливое Кьяны, который схватился за соломинку, «чтобы с бездны швырять пузыри…».
Кьяны отразились в этих пузырях, но дальше… пузыри уже лопаются.
Март сжимается. Ему холодно. Маленький Март плачет.
«Но из слез его нет возвеличенных новей».
(Шуйский Б. [Лопатин Б. П.]. Март и творчество // Эхо. 1919. № 25, 30 марта. С. 6).
Зоконным
– так в тексте. Возможно, опечатка, т. к. ниже – «мгле заоконной».
Сон*
Шурочке Левитану
– возможно, адресат – А. Левитан, промелькнувший в № 1 харбинского «Окна» (1920) со статьей «Музыка в себе», однако утверждать это с какой-либо определенностью мы не имеем оснований.
«Сердце раненое – ранено!..»*
Александру Д.
– Александр Д. (псевд. не расшифрован) – поэт, печатался в 1919 г. в журн. «Лель». Ему также посв. стих. Фаина «Из альбома Александра Д.» (см. в приложении).
Кошмары*
Впервые: Владивосток. 1919. № 77, 26 февр. С. 3; здесь последние ст.: «Приветит пьяного урода / И в сердце кличет, как в окно».
Федору Камышнику*
…Камышнику
– так в тексте. Адресат посвящения Ф. Л. Камышнюк (1894 (?) – не ранее 1932) – поэт, переводчик китайской поэзии. С детства жил с родителями в Харбине. Участник литературной жизни Владивостока и Харбина 1910-1920-х гг., приятельствовал с В. Мартом и Г. Эльфом и жил у них, приезжая во Владивосток (Дело 1937, л. 17 об.). Публиковался в периодике («Лель», «Окно», «Вал», «Фиал», «Рубеж» и пр. – см. в частности Шаохуа 2001: 66). Автор сб. «Музыка боли» (Харбин, 1918), «Лепестки: Скрижаль» (Харбин, 1921). В 1920-х гг. вернулся в СССР, жил в Петергофе, преподавал языки (Дело 1937, там же). Подробней о нем см. Кириллова 2013, Поэзия 2001. В стихах Камышнюка заметно влияние эгофутуризма; с Мартом и Эльфом-Фаином его роднит интерес к «глубинам наркозным», как назван один из циклов в «Музыке боли» (по словам В. Марта, сближение бр. Матвеевых с Камышнюком произошло «на почве поэзии и наркоза» – Дело 1937, там же). Характерны в этом плане также поэма «Аттракцион опиофага» и цикл «Любовь наркозная», напечатанный в журн. «Лель» (Лель. 1919. №№ 3–4); из последнего мы приведем два стих.:Грустный вечер
Тоненькая деточка, снова – грустный вечер…И сегодня снова я, снова не приду. –Полночью звенящею вы зажжете свечиТихо плакать будете в грозовом саду.Будут мысли бледные утомленно плаватьТраурными лентами грезу облекатьИ приникнет холодом, шорохом отравыВ серый плащ окутается тихая тоска.Где же, где же ангелы? Запылайте грезы…Но тоска холодная оттолкнет их прочьИ все будет сниться вам, что в бреду наркозовомЯ встречаю смертную сладостную ночь.Но от вас, Фиалковой, в этот грустный вечерСумрачная грусть меня грустно увелаИ молясь вам грезово, я затеплил свечиИ шептала спутница, что уж близко мгла.И слова шуршащие словно стелят саван…Тоненькая девочка! Где же, где же вы?Эта ночь свинцовая разлила отравуВ шорохе гипнозящем призрачной травы.Близость холода
Сумире! Во мне хохочет адовый,Адовый хохочет злобно демон…Страшного отведаете яду вы:Любит слезы белых хризантем он.Никогда уж больше не скажу я вам,Но молю вас! – верьте мне, о, верьте!Наши встречи звоноплеском струевымНас ведут к безумию и смерти.Потому что верили поэту вы,Потому что я умея смеяться.Когда в сердце плакал темнобредовыйХохот сумасшедшего паяца.О, я знаю! Откровенен поздно я: –Но сегодня верьте мне, о, верьте! –Бредит полночь гибелью наркозною,Слышу шорох сторожащей смерти.
В притонах*