Том 1 (XI-XII века)

Вълодимеръ же, слышавъ, яко ятъ есть Василко и ослепленъ, ужасася, и въсплакася вельми и рече: «Сего не было есть у Русьской земли ни при дедехъ наших, ни при отцихъ нашихъ, сякого зла». И ту абье посла ко Давыду и к Ольгови Святъславичема, глаголя: «Поидета к Городцю, да поправимъ сего зла, еже ся сотвори у Русьской земли и в насъ, братьи, оже уверже в ны ножь. Да аще сего не поправимъ, болше зло въстанеть в насъ, и начнеть братъ брата заколати, и погыбнеть земля Русьская, и врази наши половци, пришедъше, возмуть землю Русьскую». Се слышавъ, Давыдъ и Олегъ печална быста вельми и начаста плакатися, рекуща, яко «Сего не было в роде нашемь». И ту абье собравъша воя и приидоста к Володимеру. Володимеру сущю с вои стоящю у бору, Володимеръ же и Давыдъ и Олегъ послаша муже свои къ Святополку, глаголюще: «Что се створилъ еси в Русьской земле — уверьглъ еси ножь в ны? Чему еси ослипил брата своего? Аще бы ти вина какая была на нь, обличилъ бы пред нами и, упревъ бы ̀и, створилъ ему. А ныне кая вина до него, оже ему се створилъ еси?» И рече Святополкъ: «Поведалъ ми Давыдъ Игоревичь, яко Василко брата ти убилъ, Ярополка, и тебе хощеть убити и заяти волость твою — Туровъ, и Пинескъ,[712] и Берести и Погорину, и шелъ роте с Володимеромъ, яко сести Володимеру в Киеве, а Василкови Володимери. А неволя ми главы своея блюсти. И не язъ его слепилъ, но Давыдъ, и велъ ̀и к собе». И реша мужи Володимери, и Давыдови и Олгови: «Извета о семь не

имей, яко Давыдъ есть слепилъ ̀и. Не в Давыдове граде ятъ есть, ни ослепленъ, но въ твоемъ городе ятъ и ослепленъ». И се имъ глаголющимъ, разидошася раздно. Наутрия же хотя Володимеру и Давыдови и Олгови чересъ Днепръ на Святополка, Святополкъ же хотяше побегнути ис Кыева, и не даша ему кияне побегнути, но послаша Усеволожюю и митрополита Николу къ Володимеру, глаголюща: «Молимся, княже, тобе и братома твоима, не мозете погубити Русьской земле. Аще бо возмете

рать межю собою, погани имуть радоватися и возмуть землю нашю, юже беша стяжали ваши деди и отци ваши трудомъ великимъ и хороборьствомъ, побарающе по Русьской земли, а ины земли приискаху, а вы хощете погубити Русьскую землю». Всеволожая и митрополитъ приидоста к Володимерю и молистася ему и поведаста молбу кыянъ, яко створити миръ и блюсти земли Руской, и брань имети с погаными. И се слышавъ, Володимеръ расплакася и рече: «Поистине отци наши и деди наши соблюдоша Русьскую землю, а мы ю хочемъ погубити». И преклонися на молбу

княгинину, чтяшеть бо ю яко матерь, отца ради своего,[713]

бе бо любимъ отцю своему повелику в животе и по смерти, и не ослушася его ни в чемь же. И послуша яко матере и митрополита такоже, чтя санъ святительскый, не преслуша молбы его.

Володимеръ же такъ есть любьзнивъ: любовь имея к митрополитомъ и къ епискупомъ и къ игуменом, паче же и черноризецький чинъ любя, и приходящая к нему напиташе и напояше, акы мати дети своя. Аще кого видить или шюмна, или в коемь зазоре, и не осужаше, но все на любовь прикладаше и втешаше.

Но мы на прежереченое узвратемься. Княгини же бывши у Володимера, и прииде Кыеву и поведа всю речь Святополку и кияномъ, яко миръ будеть. И начаша межи собою муже слати и вмиришася на семь, яко реша Святополку, яко «Се Давыдова есть сколота; то иди ты, Святополче, на Давыда, люби ими ̀и, любо прожени». Святополк же емься по се, и целоваше хрестъ межи собою, миръ створше.