Том 10. Адам – первый человек. Первая книга рассказов. Рассказы. Статьи

Я никогда не мог досидеть в школе до окончания уроков. Обычно мой организм выдерживал два, максимум три урока. Потом я вспоминал, что мне надо забирать из детского сада единоутробного брата Вову, и на перемене шел в гардероб. Там я протягивал мой номерок, и гардеробщицы тетя Нафисат или тетя Поля с восторгом протягивали мне мою одежонку. До сих пор помню, какой радостью светились лица этих пожилых женщин, да и я улыбался им в ответ очень искренне и дружелюбно.

Тетя Поля даже иногда осеняла меня мелким крестом вослед и приговаривала:

– Шагай, шагай, миленький, без тебя здесь спокойнее.

Так что радостные впечатления были.

Я окончил десятилетку не в семнадцать, как все, а в восемнадцать лет, потому что два года сидел в восьмом классе. Та же самая история повторилась и с моей младшей дочерью Зиной, что, правда, не помешало ей в двадцать семь лет стать Главным редактором крутого немецкого журнала. Я тоже развивался скачками, которых от меня никто не ожидал, кроме моего любимого деда, который вопреки всея и всем свято верил в своего внука. Хотя после работы на заводе, службы сначала на Флоте, а затем в Армии я окончил университет только в двадцать семь лет, но зато моя дипломная работа по археометаллургии была зачтена как кандидатская диссертация, а в тридцать два года я стал доктором наук и прочно обосновался в своей профессии.

И с тех пор мой дед Адам всегда говорил обо мне, значительно приподнимая над головой указательный палец правой руки:

– Ну, что? Поняли?! Он еще покажет себя!

А пока что я был отпетым, хотя и очень начитанным, лоботрясом, и верил в меня только мой любимый дед Адам. А моя мама частенько говаривала с тяжелым вздохом:

– Смотри, сынок, останешься на всю жизнь умным слесарем.

И она, и я прекрасно понимали, что быть просто среднестатистическим слесарем это одно, а быть умным слесарем, то есть начитанным, много знающим, тонко чувствующим и многое понимающим, – это совсем другое дело. В дальнейшей своей жизни я несколько раз встречал этих «умных слесарей», которым дай бы диплом и ученое звание, так они были бы отличными профессорами.

Для моей мамы Зинаиды Степановны и отчима Павла Александровича вопрос о высшем образовании был совсем не праздным. И моя мама, и мой отчим хотя и были людьми высокоинтеллектуальными с большим чувством юмора и самоиронии, но по разным причинам не получили высшего образования, а, как и подобает самородкам, до всего доходили сами, своим умом и своим путем.

Семь классов я окончил у деда в Кабарде, куда, кажется, он, я и бабушки переехали из Дагестана после моего четвертого класса. Почему переехали? По причине весьма печальной и для нашей семьи, и для аула под синей горой со всеми его жителями, и для нашей конторы, над крыльцом которой развевался дымно-розовый флаг с серпом и молотом, и для коров в коровнике, и для жеребенка Ви, который стал могучим жеребцом, и для моего друга волкодава Джи, который совсем постарел и целыми днями искал на обочинах целебную траву, которая должна была омолодить его чудным образом.

Если перевернуть известную поговорку, то получится как раз наш случай: не было бы несчастья, да счастье помогло. А счастье состояло в том, что на нашей равнине геологи нашли нефть, притом, как говорили, очень высокого качества – хоть сразу заправляй в двигатели без всякой очистки. Насколько последнее было правдиво, я не знаю и сейчас, а тогда поставили вышку, пробурили скважину, ударил фонтан нефти и понеслось, поехало.

Наш колхоз со всеми его работниками, хакимами, живностью, инвентарем и конторой, над крыльцом которой так гордо реял выцветший на солнце, дожде и ветре флаг с серпом и молотом, фактически, как солдат по тревоге, перебросили на новое место дислокации, километров за сто с лишним, куда-то под Хасавюрт. Хорошо, что дело было летом и до холодов люди нарыли там землянок и хоть как-то смогли обустроиться на новом месте. Мой дед Адам, как вольнонаемный, отказался переезжать, хотя несколько раз ездил на новое место, помогал налаживать технику, и прежде всего автомобили, которых в те, послевоенные, времена у нас снова было много.

Метров за триста-четыреста от нашего дома с разных сторон поставили еще четыре буровые вышки, установили насосы-качалки, которые круглосуточно кланялись матушке-земле за откачиваемое из нее черное золото.

Тогда я впервые в жизни увидел, как, оказывается, легко и просто можно уничтожить то, что нажито десятилетиями неустанного труда и любви. Я имею в виду, прежде всего, те десятки гектаров виноградников редчайших сортов, которыми славилась наша долина, белый аул под синей горой, который существовал, наверное, не одно столетие. Наверное, белый аул под горой и не видел проходивших здесь в походе на Индию воинов Александра Македонского, но видел много чего другого, может быть, не менее важного, но канувшего в Лету без следа.

«А если что и остаетсяЧерез звуки миры и трубы…» —

не зря так написал наш великий поэт Гавриил Романович Державин, он знал толк в ходе истории и в ее своенравных причудах.