Я имел в виду мою добрую и достойную тетю Далию, — не путать с тетей Агатой, которая жует битые бутылки и, как подозревают, на полнолуние превращается в оборотня. А тетя Далия, добрая душа, в молодые годы часто выезжая в поля в рядах охотничьих обществ «Куорн» и «Пайтчли», не хуже прочих орала: «Ату! Ату ее!» — и в оборотня если когда и превращалась, то, конечно же, только веселого и озорного, с которым пообщаться — одно удовольствие.
На мое счастье, доктор дал мне зеленый свет, не вникая в дальнейшие детали, поскольку более пристрастный допрос показал бы, что у тети Далии служит французский повар, и не приходится пояснять, что любой врач, узнав про французского повара, немедленно посадил бы вас на диету.
— Итак, решено, — сказал я, довольный и веселый. — Весьма благодарен за участие и помощь. Всего вам наилучшего.
Я вознаградил его кошельком с золотом и отправился звонить тете Далии. От намерения прогуляться в Брайтон пришлось оказаться. Мне предстояла непростая задача — напроситься в гости к тетушке, а порой это требовало определенного искусства. Если тетя Далия пребывала в мрачности из-за каких-то домашних неурядиц, она могла спросить, а что у меня, своего дома нет, что ли? А если есть, то какого черта я в нем не живу?
Я дозвонился до нее с нескольких попыток, что вполне естественно, когда звонишь в такую глушь, как Маркет-Снодсбери, где телефонистов набирают на службу исключительно из местных вустерширских вырожденцев с дебильной наследственностью.
— Привет, старая родственница, — начал я как можно более учтиво.
— Приветствую тебя, позорное пятно на западной цивилизации, — ответила тетя Далия зычным голосом, каким некогда гикала на собак, уклонявшихся от цели ради погони за зайцем. — Что у тебя на уме, если вообще там что-нибудь есть? Говори быстро, потому что я укладываю вещи.
Ее слова заставили меня насторожиться.
— Укладываетесь? — переспросил я. — Вы куда-то уезжаете?
— Да, в Сомерсет, к своим друзьям Брискоу.
— Вот проклятие.
— Это еще почему?
— Я надеялся, что смогу недолго погостить у вас.
— Осечка у тебя вышла, юный Берти, не сможешь. Если только не явишься на подмогу и не составишь компанию Тому.
В ответ я только хмыкнул. Я очень люблю дядю Тома, но перспектива оказаться с ним один на один в его хижине вовсе не вдохновляла меня. Он коллекционирует старинное серебро и имеет обыкновение вцепляться в вас и с лихорадочным блеском в глазах доводить до умопомрачения разговорами о подсвечниках, лиственных узорах и романской декоративной кайме. У меня же эта тема вызывает, мягко говоря, умеренный интерес.
— Нет, — ответил я, — благодарю за любезное приглашение, но лучше уж я сниму где-нибудь домик.
Ее следующие слова показали, что она не уловила самого главного.
— Что все это значит? — недоуменно спросила она. — Не понимаю. Почему тебе приспичило куда-то ехать? Ты что, скрываешься от полиции?
— Предписание врача.
— Быть не может. Да тебя сроду никакая хворь не брала.
— До сегодняшнего утра. У меня на груди выступили пятнышки.
— Пятнышки?
— Розовые.
— Должно быть, проказа.
— Врач так не считает. По его мнению, они вызваны тем, что я— типичный представитель золотой молодежи и поздно ложусь спать. Он велел мне поскорее ехать в деревню, на свежий воздух, поэтому мне и требуется домик.
— И чтобы жимолость оплетала дверь, и старушка луна заглядывала в окна?
— Вам известно, с чего начинают поиски дома, соответствующего этому описанию?
— Я найду тебе. У Джимми Брискоу их уйма. Мейден-Эгсфорд, где он живет, расположен как раз неподалеку от модного морского курорта Бримута-он-Си, который славится своим бодрящим воздухом. Там даже трупы спрыгивают с катафалка и пляшут вокруг майского шеста.
— Звучит неплохо.
— Я дам знать, когда найду подходящий домик. Тебе понравится Мейден-Эгсфорд. Джимми держит скаковых лошадей, и в Бридмуте вскоре состоятся большие скачки, так что ты будешь не только дышать свежим воздухом, но и развлечешься. Кобыла из конюшни Джимми участвует в скачках, и большинство знающих людей делает ставку на нее, хотя есть и такие, которые считают, что следует опасаться соперничества со стороны лошади, принадлежащей некоему мистеру Куку. А теперь, ради Бога, положи трубку. Мне некогда.
Пока что все складывается удачно, сказал я себе, вешая трубку. Разумеется, я предпочел бы отправиться в дом моей престарелой родственницы, где ее превосходный повар Анатоль не устает изумлять своими блюдами едоков, вызывая у них обильное слюноотделение. Но мы, Вустеры, умеем терпеть лишения и неудобства, и все же жить в деревенском домике по соседству с престарелой родственницей будет веселее, чем просто в деревенском домике вдали от тетушки, без болтовни с ней, без ее наставлений, ободряющих слов и шуток.
Оставалось только сообщить эти новости Дживсу, и меня это немного смущало.
Дело в том, что у нас была запланирована поездка в Нью-Йорк, и я знал, что Дживс предвкушает ее с нетерпением. Понятия не имею, чем его так прельщает Нью-Йорк, но, как бы то ни было, теперь эта затея отменяется, и я боялся, что он испытает горькое разочарование.