Том 10. Письма

Что баронесса? я писал Хитровой о братьях Дельвига. Спроси у нее, каковы ее дела, и отец мой заплатил ли долг Дельвигу? Не продаст ли она мне мой портрет? Мне пишут, что ее здоровье плохо, а она пишет Михаилу Александровичу, что она здорова. Кто прав? Что же ты мне не отвечал про «Жизнь Дельвига»? Баратынский не на шутку думает об этом. Твоя статья о нем прекрасна. Чем более читаю ее, тем более она мне нравится. Но надобно подробностей — изложения его мнений — анекдотов, разбора его стихов etc… — —

395. А. Н. ГОНЧАРОВУ

24 февраля 1831 г.

Из Москвы в Полотняный завод.

Милостивый государь дедушка

Афанасий Николаевич,

Спешу известить Вас о счастии моем и препоручить себя Вашему отеческому благорасположению, как мужа бесценной внуки Вашей, Натальи Николаевны. Долг наш и желание были бы ехать к Вам в деревню, но мы опасаемся Вас обеспокоить и не знаем, в пору ли будет наше посещение. Дмитрий Николаевич сказывал мне, что Вы всё еще тревожитесь насчет приданого; моя усильная просьба состоит в том, чтоб Вы не расстроивали для нас уже расстроенного имения; мы же в состоянии ждать. Что касается до памятника, то, будучи в Москве, я никак не могу взяться за продажу оного и предоставляю всё это дело на Ваше благорасположение.

С глубочайшим почтением и искренно сыновней преданностию имею счастие быть, милостивый государь дедушка,

Вашим покорнейшим слугой

и внуком.

Александр Пушкин.

24 февр. 1831.

Москва.

396. П. А. ПЛЕТНЕВУ

24 февраля 1831 г.

Из Москвы в Петербург.

Мой милый, я очень беспокоюсь о тебе. Говорят, в Петербурге грипп; боюсь за твою дочку. На всякий случай жду от тебя письма.

Я женат — и счастлив; одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось — лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился. Посылаю вам визитную карточку — жены дома нет, и потому не сама она рекомендуется Степаниде Александровне.

Прости, мой друг. Что баронесса? память Дельвига есть единственная тень моего светлого существования. Обнимаю тебя и Жуковского. Из газет узнал я новое назначение Гнедича. Оно делает честь государю, которого искренно люблю и за которого всегда радуюсь, когда поступает он умно и по-царски. Addio. [285]

24 févr. [286]

Будьте же все здоровы.

397. Н. И. ХМЕЛЬНИЦКОМУ

6 марта 1831 г.

Из Москвы в Смоленск.

Милостивый государь

Николай Иванович.

Спешу ответствовать на предложение Вашего превосходительства, столь лестное для моего самолюбия: я бы за честь себе поставил препроводить сочинения мои в Смоленскую библиотеку, но вследствие условий, заключенных мною с петербургскими книгопродавцами, у меня не осталось ни единого экземпляра, а дороговизна книг не позволяет мне и думать о покупке.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,

Вашего превосходительства

покорнейшим слугою.

Александр Пушкин.

6 марта 1831.

Москва.

Дав официальный ответ на официальное письмо Ваше, позвольте поблагодарить Вас за Ваше воспоминание и попросить у Вас прощения, не за себя, а за моих книгопродавцев, не высылающих Вам, вопреки моему наказу, ежегодной моей дани. Она будет Вам доставлена непременно. Вам, любимому моему поэту; но не ссорьте меня с смоленским губернатором, которого, впрочем, я уважаю столь же, сколько Вас люблю.

Весь Ваш.

398. Е. М. ХИТРОВО

26 марта 1831 г.

Москва.

Le tumulte et les embarras de ce mois qu’on ne saurait chez nous nommer le mois de miel, m’ont empêché jusqu’à présent de vous écrire. Mes lettres pour vous n’auraient dû être pleines que d’excuses et de remerciements, mais vous êtes trop au-dessus des uns et des autres pour que je me les permette. Mon frère va donc vous devoir toute sa carrière à venir; il est parti pénétré de reconnaissance. J’attends à tout moment la décision de Benkendorf pour la lui faire parvenir.

J’espère, Madame, être à vos pieds dans un ou deux mois tout au plus. Je m’en fais une véritable fête. Moscou est la ville du Néant. Il est écrit sur sa barrière: laissez toute intelligence, o vous qui entrez. Les nouvelles politiques nous parviennent tard ou défigurées. Depuis près de 2 semaines nous ne savons rien relativement à la Pologne — et l’angoisse de l’impatience n’est nulle part! Encore si nous étions bien dissipés, bien fous, bien frivoles — mais point du tout. Nous sommes gueux, nous sommes tristes et nous calculons bêtement le décroissement de nos revenus.

Vous me parlez de M-r de la Menais, je sais bien que c’est Bossuet-Journaliste. Mais sa feuille ne parvient pas jusqu’à nous. Il a beau prophétiser; je ne sais si Paris est sa Ninive, mais c’est nous qui sommes les citrouilles.

Скарятин vient de me dire qu’il vous avait vue avant son départ, que vous avez eu la bonté de vous ressouvenir de moi, que vous vouliez même m’envoyer des livres. Il faut donc absolument vous remercier, dussé-je vous impatienter.