Он уехал со своими людьми, а я закрыл глаза. Халеф сидел неотлучно при мне и подливал уксуса на тряпку. Я не знаю, как долго это продолжалось, но неожиданно услыхал шаги, и прямо у меня над ухом прозвучал вопрос:
— Кто вы такие?
Я открыл глаза. Возле нас стояли три вооруженных до зубов араба, их лошадей нигде не было видно. Вид у них был довольно дикий, лица каменные, и ждать хорошего от них не приходилось.
— Странники, — ответил Халеф.
— Вы не шииты! Из какого вы племени?
— Мы пришли из далеких земель за Египтом и принадлежим к племенам Западной Сахары. А почему ты спрашиваешь?
— Ты можешь к ним принадлежать, а вот этот — франк.
Почему он не встал?
— Он болен, у него температура.
— А где остальные, которые были с вами еще недавно?
— Они в Кербеле.
— И тот франк, который тоже был с вами?
— Он где-то рядом.
— А чей это вороной?
— Он принадлежит этому эфенди.
— Сдайте свое и его оружие!
Он подошел к лошади и взял ее за повод. Это сработало, как самое действенное лекарство — жар мигом улетучился, и я уже стоял на ногах.
— Стой. Тот, кто коснется коня хоть пальцем, получит пулю!
Мужчина живо отпрянул и со страхом уставился на направленный на него револьвер.
Здесь, неподалеку от Багдада, он уже познал этот вид оружия и не без оснований побаивался его.
— Я только потрогал, — сказал он.
— Касайся кого хочешь, но только не нас. Что тебе здесь надо?
— Я увидел вас и решил вам услужить.
— А где ваши лошади?
— У нас их нет.
— Ты лжешь! Я по складкам твоего одеяния вижу, что ты ездишь верхом. Откуда ты знаешь, что здесь находятся двое франков?
— Я слышал это от паломников, которые вас видели на дороге.
— Ты снова лжешь. Мы ни одному из них не говорили, кто мы.
— Если ты нам не веришь, мы уйдем.
Они попятились, бросая сладострастные взгляды на наших лошадей и оружие, и исчезли между развалинами.
— Халеф, ты очень неумно ответил им, — заметил я. — Пойдем посмотрим, на самом ли деле они ушли.
Мы последовали за чужаками, но очень медленно, ибо слабость вернулась ко мне сразу же, как прошел гнев, и перед глазами все опять так поплыло, что я едва различал окружающие предметы.
— Ты их видишь? — спросил я, когда мы миновали развалины.
— Да, вон они побежали к своим лошадям.
— Сколько у них животных?
— Три лошади. А сам ты что, не видишь?
— Нет, все расплывается.
— Вот они сели и поехали галопом. Ох! Аллах-иль-Аллах! Там их целая группа, они их поджидают!
— Арабы?
— Слишком далеко, чтобы рассмотреть.
— Беги и принеси мою подзорную трубу!
Пока он бегал к моему коню, я пытался вспомнить, где же я слышал голос этого араба. Этот грубый, охрипший голос явно был мне знаком… Тут вернулся Халеф и протянул мне трубу, но кроваво-красный туман застил мне глаза, и наблюдение пришлось вести ему.
— Это персы!
— Ага! Можешь распознать лица?
— Нет, они уже все вместе и поехали прочь.
— Быстро и на запад. Так?
Халеф ответил утвердительно, и я, наконец, взял трубу. Приступ головокружения прошел.
— Халеф, — обратился я к малышу, — эти персы как раз те, кто преследует мирзу. Селим-ага с ними в сговоре. Вчера ночью он их разыскал и доложил, что мы здесь, в БирсНимруде, должны расстаться. Они послали этих троих узнать, уехал ли Хасан-Арджир, и теперь помчались за ним вдогонку, чтобы настичь его прежде, чем он доберется до Кербелы.
— О, сиди, это же ужасно! Надо ехать за ними!
— Само собой. Готовь лошадей!
— Надо вернуть англичанина! Он поехал, я видел, в Ибрахим-Шалил.
— Тогда Бог с ним, слишком много времени потеряем.
Давай быстрее!
Я присмотрелся и увидел, как группа скачет во весь опор на запад. Тут я вырвал листок из записной книжки и набросал несколько строк, чтобы поставить англичанина в известность о том, что произошло. Я просил его уехать из Бирс-Нимруда и ждать нашего возвращения на канале Анана, потому как здесь, возле башни, на него могли напасть, если наше предприятие не удастся. Листок я заткнул в трещину кладки так, чтобы Линдсей сразу его заметил. Потом мы вскочили в седла и поскакали.
Невероятно, но дух имеет огромную власть над телом! Мое недомогание полностью исчезло, как будто его и не было, голова была холодной, а взгляд острым. Мы добрались до тропы пилигримов, обгоняя паломников и нищих, испускавших в наш адрес проклятья. Но мы этого не замечали. Вот миновали павшего мула и увидели, как двое парней снова заворачивают в саван полуразложившееся тело. Вонь стояла такая, что меня чуть не вырвало.
— Сиди, ты совсем бледный! — закричал Халеф и схватился за повод моего коня. — Остановимся, а то ты свалишься!
— Вперед!
— Нет, стой, у тебя глаза, как у сумасшедшего, давай переждем.
— Нет, вперед!
Я думал, что кричу, но на самом деле, как оказалось, издавал какие-то нечленораздельные звуки. Лошадь моя, тем не менее, скакала во весь опор. Длилось это недолго, вдруг мне показалось, будто начало действовать сильное рвотное средство. Пришлось останавливаться. Заметив слизь и желчь, а также болевые ощущения, я крикнул из последних сил Халефу:
— Скачи дальше, оставь меня здесь!
— Как оставить? — спросил он ошарашенно.
— У меня чума!
— Чума?! Аллах керим! Как же так, сиди?