Том 11. Пьесы, 1878–1888

Прекрасно проживет до глубокой старости, а умрет с спокойною совестью… Нет, я выведу тебя на чистую воду, сорву с тебя маску… Ты у меня не будешь так улыбаться… Когда все узнают, что ты за птица, едва ли ты улыбнешься… (Нервно застегивает сюртук.) Я честный человек, и мое дело открыть глаза кому следует… (Нервно откашливается.) Исполню свой долг и завтра же вон из этого проклятого уезда… (Громко.) Николай Алексеевич Иванов, объявляю во всеуслышание, что вы подлец!..

В зале шум.

Явление 9

Львов, Иванов, Шабельский, Лебедев, Боркин, Косых, потом Саша.

Иванов вбегает из залы, схватив себя за голову; за ним выходят остальные.

Иванов. За что? за что? Скажите мне: за что? (В изнеможении опускается на диван.)

Все. За что?

Лебедев (Львову), Объясни, Христа ради, за что оскорбил? (Хватает себя за голову и ходит в волнении.)

Шабельский (Иванову). Nicolas, Nicolas, ради бога… Не обращай внимания… Будь выше этого…

Боркин. Милостивый государь… это подло!.. Я вызываю вас на дуэль…

Львов. Господин Боркин, я считаю для себя унизительным не только драться, но даже говорить с вами… А господин Иванов, если хочет, может получить удовлетворение каждую минуту…

Саша (выходит из залы, пошатываясь).

За что? за что вы оскорбили моего мужа? Господа, позвольте, пусть он мне скажет… за что?

Львов. Александра Павловна, я оскорблял не голословно. Я пришел сюда как честный человек, чтобы раскрыть вам глаза, и прошу вас выслушать меня. Я все выскажу…

Саша. Что вы выскажете? какие тайны знаете вы? Что он уложил в гроб свою первую жену? Про это говорят все. Что он женился на мне из-за приданого и чтобы не платить моей матери долга? Это тоже известно всему уезду. А, жестокие, мелочные, ничтожные люди… (Мужу.) Николай, пойдем отсюда… (Берет его за руку.)

Лебедев (Львову). Я, как хозяин дома… как отец своего зятя… то есть дочери, милостивый государь…

Саша громко вскрикивает и падает на мужа…

Все подбегают к Иванову.

Батюшки, он умер… воды… доктора…

Шабельский (плача). Nicolas! Nicolas!

Все. Воды, доктора, он умер…

Занавес

Медведь

(Посвящена Н. Н. Соловцову)

Шутка в одном действии

Действующие лица

Елена Ивановна Попова, вдовушка с ямочками на щеках, помещица.

Григорий Степанович Смирнов, нестарый помещик.

Лука, лакей Поповой, старик. Гостиная в усадьбе Поповой.

I

Попова (в глубоком трауре, не отрывает глаз от фотографической карточки) и Лука.

Лука. Нехорошо, барыня… Губите вы себя только… Горничная и кухарка пошли по ягоды, всякое дыхание радуется, даже кошка, и та свое удовольствие понимает и по двору гуляет, пташек ловит, а вы цельный день сидите в комнате, словно в монастыре, и никакого удовольствия. Да право! Почитай, уж год прошел, как вы из дому не выходите!..

Попова. И не выйду никогда… Зачем? Жизнь моя уже кончена. Он лежит в могиле, я погребла себя в четырех стенах… Мы оба умерли.

Лука. Ну, вот! И не слушал бы, право. Николай Михайлович померли, так тому и быть, божья воля, царство им небесное… Погоревали – и будет, надо и честь знать. Не весь же век плакать и траур носить. У меня тоже в свое время старуха померла… Что ж? Погоревал, поплакал с месяц, и будет с нее, а ежели цельный век Лазаря петь, то и старуха того не стоит. (Вздыхает.) Соседей всех забыли… И сами не ездите, и принимать не велите. Живем, извините, как пауки, – света белого не видим. Ливрею мыши съели… Добро бы хороших людей не было, а то ведь полон уезд господ… В Рыблове полк стоит, так офицеры – чистые конфеты, не наглядишься! А в лагерях что ни пятница, то бал, и, почитай, каждый день военная оркестра музыку играет… Эх, барыня-матушка! Молодая, красивая, кровь с молоком – только бы и жить в свое удовольствие… Красота-то ведь не навеки дадена! Пройдет годов десять, сами захотите павой пройтись да господам офицерам в глаза пыль пустить, ан поздно будет.