Том 12

Поэтому пьемонтские уполномоченные, пытавшиеся возобновить на Парижском конгрессе игру 1847 года, могли представлять собой лишь довольно плачевное зрелище. Каждый ход, который они делали на дипломатической шахматной доске, означал шах для них самих. Бурно протестуя против австрийской оккупации Центральной Италии, они принуждены были лишь осторожно касаться оккупации Рима Францией[19]; жалуясь на теократию римского первосвященника, они вынуждены были покорно терпеть ханжество и лицемерие первородного сына церкви

[Наполеона III. Ред.] . Им пришлось обращаться к Кларендону, проявившему столько мягкости и снисхождения к Ирландии в 1848 г., с просьбой преподать уроки гуманности неаполитанскому королю [Фердинанду II. Ред.], а тюремщика Кайенны, Ламбессы и Бель-Иля[20]

они должны были просить открыть тюрьмы Милана, Неаполя и Рима. Провозглашая себя борцами за свободу в Италии, они лакейски склонились перед ожесточенными нападками Валевского на свободу печати в Бельгии, мотивируя это своим глубоким убеждением, что

«трудно двум странам поддерживать добрые отношения друг с другом, когда в одной из них есть газеты, проповедующие крайние взгляды и нападающие на соседние правительства».

Основываясь на этой нелепой приверженности пьемонтских уполномоченных бонапартистским доктринам, Австрия немедленно обратилась к ним с решительным требованием прекратить борьбу, которую ведет против нее пьемонтская пресса, и наказать последнюю.

Делая вид, будто они противопоставляют международную политику народов международной политике государств [В «New-York Daily Tribune» от 31 мая 1856 г. вместо слова «государств» напечатано: «династий». Ред.], пьемонтские уполномоченные в то же время вновь поздравляют себя с заключением договора, восстанавливающего узы дружбы, которая в течение столетий связывала Савойскую династию и династию Романовых. Побуждаемые к тому, чтобы показать свое красноречие перед лицом уполномоченных старой Европы, они вынуждены мириться с тем, что Австрия третирует их как второстепенную державу, не способную обсуждать первостепенные вопросы. Пока они с чувством огромного удовлетворения составляют меморандум, Австрия получает разрешение выставить армию вдоль всей сардинской границы, от По до самых Апеннин, занять Парму, укрепить Пиаченцу, невзирая на Венский трактат, и развернуть свои военные силы на берегах Адриатики, от Феррары и Болоньи вплоть до Анконы. 15 апреля, через семь дней после того, как эти жалобы были представлены конгрессу, между Францией и Англией, с одной стороны, и Австрией, с другой, был подписан специальный договор, с очевидностью доказывающий, какой ущерб был нанесен Австрии меморандумом[21].

Такую позицию занимали на Парижском конгрессе достойные представители того самого Виктора-Эммануила, который после поражения своего отца в битве при Новаре и его отречения[22]

на глазах у негодующей армии обнимался с Радецким, заклятым врагом Карла-Альберта. Если Пьемонт нарочито не закрывает глаза, то он должен теперь видеть, что его одурачили заключением мира так же, как ранее дурачили войной. Бонапарт готов воспользоваться им, чтобы замутить воду в Италии и выудить в этой мутной воде корону[23]. Россия готова похлопать по плечу маленькую Сардинию с намерением встревожить Австрию на юге и тем самым ослабить ее на севере. Пальмерстон, ради ему одному известных целей, готов повторить комедию 1847 года, не давая себе даже труда спеть старую песню на новый лад. Но несмотря на все это Пьемонт как был, так и остается игрушкой в руках иностранных держав. Что касается речей в английском парламенте, то г-н Брофферио заявил в сардинской палате депутатов, членом которой он состоит, что «эти речи всегда были изречениями не дельфийского, а трофонийского оракула». Он ошибся только в том, что принял эхо за прорицания[24].

Пьемонтская интермедия, если рассматривать ее самое по себе, лишена всякого интереса; она показывает только, как Савойская династия снова потерпела неудачу в своей наследственной политике лавирования и в своих повторных попытках сделать итальянский вопрос подспорьем для своих собственных династических интриг. Но имеется другой, более важный момент, который умышленно замалчивается английской и французской прессой, но на который особенно намекали сардинские уполномоченные в своем пресловутом меморандуме. Враждебная позиция Австрии, которая объясняется позицией, занятой в Париже сардинскими уполномоченными, «вынуждает Сардинию оставаться вооруженной и прибегнуть к мерам, крайне тяжелым для ее финансов, уже истощенных событиями 1848 и 1849 гг. и войной, в которой она приняла участие». Но это не все.