Том 12 и 13. Сатана и Искариот (роман в трёх частях)

— Было темно, и мы не могли вас увидеть, а так как мы живем в мире со всеми краснокожими и белыми, то совершенно не думали о том, что наткнемся на врагов. Я требую, чтобы вы нас немедленно освободили.

— Я прошу тебя немножко придержать свой язык. Ты утверждаешь, что юма живут в мире со всеми людьми. А как же тогда случилось, что Большой Рот напал на асиенду Арройо и уничтожил ее? В самом ли деле вы живете в мире со всеми краснокожими? Мне известно, что вы враждуете с мимбренхо. Так умерь свой пыл! Ты говоришь с людьми, которым и в подметки не годишься. Посмотри-ка на этого знаменитого воина рядом со мной! Это Виннету, вождь апачей, а меня самого зовут Олд Шеттерхэндом.

После этих слов я отвернулся. Нашими именами я, если говорить вульгарно, заткнул ему рот. Больше он не произнес ни слова. Наш мимбренхо хотел оттащить этого оратора со своим спутником туда, где уже лежали трое юма. Но я, наметив новый план действий, дал мальчишке знак не делать этого.

Одного юма мы заставили молчать, теперь я занялся другими. Асьендеро и чиновник отдохнули от полученных ударов, и теперь знаток законов возмущенно обратился ко мне:

— Как это случилось, сеньор, что вы позволили меня ударить и снова связать! Вы будете отвечать за это перед законом в нашем славном городе.

— Перестаньте болтать вздор! — ответил ему я. — Ученый законник должен кое-что соображать в своем деле. Я вас не бил, а вы находитесь в точно таком же положении, в котором я вас здесь обнаружил. О какой же нашей ответственности может идти речь!

— Но я освободился от пут, а потом вы снова приказали нас связать. Это неслыханное лишение свободы, за которое положено наказывать тюремным заключением! Повторяю, что за это вы ответите в Уресе!

— Ваш прекрасный Урес больше никогда не будет иметь удовольствия видеть меня в своих стенах — в этом я убежден. Точно так же я уверен, что и вы никогда не увидите этого города, потому что жить вам осталось немного, и весь остаток жизни пройдет для вас здесь, возле дерева, к которому вы привязаны.

— Да вы с ума сошли! Вы не хотите меня вновь освободить?

— Нет. Один раз я был настолько глуп, что сделал это, но вместо благодарности услышал лишь оскорбления, так что во второй раз мне и в голову не придет совершать подобную глупость. Я думаю, что для меня лучший выход оставить вас в прежнем положении: рано утром мы уедем, а вас оставим висеть на деревьях.

— Вы хотите нас запугать, нагнать на нас страху! Но это же невозможно, чтобы так поступил человек, да еще белый, христианин!

— А ваши действия были как раз благодарностью человека, белого, тем более христианина?

Естественно, я ожидал только просьбы, доброго слова, но сказать такое им пока и в голову не пришло, а ученый законник даже крикнул мне:

— Да делайте что хотите, сеньор! Вы все равно не достигнете своей цели, тем более не уйдете от наказания. Если вы даже оставите нас висеть, то найдутся люди, которые отвяжут нас, как только вы уедете.

— Что же это за люди?

— Индейцы, лежащие здесь.

— Но они же сами в плену и тоже связаны. Вообще-то говоря, мы их расстреляем, прежде чем покинуть это место.

— Расстреляете? Но вы же шутите! Тогда мы сможем умереть с голоду!

— Разумеется!

— Сеньор, да в вас нет ничего человеческого, вы — изверг!

Тут уж я больше не мог удержаться, подошел совсем близко к нему и сказал ему прямо в лицо:

— А вы самый большой болван, который только встречался мне в жизни!

Теперь-то он наконец осознал, что вел себя в корне неправильно. Ему ничего не оставалось другого, как замолчать, а я присоединился к Виннету и мимбренхо, чтобы поесть. Провизии у нас было предостаточно. Плейера, асьендеро и чиновника мы покормили привязанными, тогда как троих полицейских я развязал, так что они могли поесть сами. Когда они справились с трапезой, мы их, правда, снова связали, но только для видимости, позаботившись о том, чтобы они могли хорошо выспаться. Мы посидели еще немножко вместе, определяя, кто кого будет сменять на дежурстве, и тогда Виннету сказал мне:

— Мой брат превозмог свою гордость и говорил с этим недостойным человеком. Почему же он не ответил юма молчанием?

— Потому что благоразумие ценится выше гордости. Я хотел узнать имена юма.

— Для чего нужны моему брату эти имена?

— Я хотел выяснить, какое послание направил сюда из Фуэнте-де-ла-Рока Быстрая Рыба. Виннету слышал, что там он командует двадцатью воинами юма. Оба посла были у него. Он узнал, что мы были на асиенде, а здесь захвачены в плен пятеро белых. Для нас очень важно узнать, что же он хочет делать. Если гонцы не скажут об этом добровольно, то мы можем вырвать нужное нам силой. Но мы можем и применить хитрость.

Он испытующе посмотрел на меня своими светлыми глазами, однако на этот раз он не смог отгадать мои мысли. Поэтому я продолжал:

— Вождь апачей понимает язык юма. Меня бы очень обрадовало, если бы он мог так хорошо говорить на нем, чтобы его можно было принять за настоящего юма.

— Виннету говорит на этом языке совсем как юма.