Том 12 и 13. Сатана и Искариот (роман в трёх частях)

— Мальчишка невелик ростом; значит, его трудно разглядеть в траве даже на небольшом расстоянии. Но след его был отчетливым, и мы его быстро поймаем. Для этого не надо много воинов, а потому мы вернулись.

Вождь ничего больше не добавил и, сохранив позу ждущего человека, отвернулся от своих воинов. Он был заметно разозлен, но видел, что его гневные слова ничего не могут изменить и повлиять на результат погони. Во мне же зародилась надежда на спасение мальчика, он вел себя очень умно — я бы, верно, не мог ничего сделать лучше. Он оставил наших лошадей и все мои вещи, а сам убежал прямо на опушку, вверх по склону, а потом помчался по открытой равнине. Тем самым он отвлек преследователей от нашего убежища. Лошади еще не были найдены, как и мои вещи. И здесь он был достаточно умным, повернув на юг, потому что тем самым он, во-первых, отвлек внимание врагов от северного направления, так нам нужного, а во-вторых, как он видел, там было достаточно скалистых участков, на которых невозможно было различить его следы.

Время шло, и стало темно. Индейцы разожгли костер и начали готовить ужин. Вождь все сидел на том же самом месте и молчал. В душе у него, наверно, все кипело. Уэллер ушел, желая, видно, развеять скуку и погулять по лесу. Когда он вернулся, вождь спросил его далеко не дружеским тоном:

— Где ты так долго был? Разве ты не знаешь, что пора ждать приезда твоего отца и готовиться к нему?

Уэллер молча удалился, а некоторое время спустя возвратились воины-юма, участвовавшие в преследовании. Оказалось, что мои надежды были не напрасными; мимбренхо они не привели. Когда вождь увидел это, он вскочил, схватил переднего воина за руку, встряхнул его и закричал:

— Вы тоже вернулись одни? Вы напоминаете мне вонючих червяков, жрущих грязь и роющих землю, не видя, что находится на ее поверхности! Я отошлю вас домой; там вы можете натянуть юбки и заняться починкой палаток, словно старые скво, которым ничего больше не остается делать!

Это было страшное оскорбление. Высказав его, вождь превысил свои полномочия. А именно, индейский вождь не обладает никакой другой властью, кроме той, которую ему добровольно передает племя; оно в любой момент может отобрать у него полномочия. Если вождь не соответствует своему посту или преступает закон, он может быть немедленно заменен и с тех пор становится равным с другими членами племени. Индеец, которому вождь бросил в лицо гневные слова, вырвался и ответил укоризненно:

— Кто дал Большому Рту право хватать меня и так на меня орать? Если я действовал неверно, то старейшины племени могут собраться на суд надо мной и вынести свой приговор, которому я должен буду подчиниться. Если же кто-либо оскорбляет меня, пусть он возьмет свой нож и выйдет на бой со мной. Большой Рот должен подумать над тем, что он, оскорбляя меня, задел и всех воинов, бывших рядом со мной!

Среди тех, кто пришел позже с этим воином, послышалось одобрительное гудение. Вождь понял, что зашел слишком далеко, и умиротворяюще ответил:

— Мой брат может считать, что он слышал не мои слова — это говорил мой гнев.

— Мужчина должен уметь сдерживать свой гнев, однако я готов согласиться, что здесь ничего не было сказано. Если бы Большой Рот сам пошел с нами искать мальчика, он бы его тоже не поймал.

— Но ведь ноги ребенка короче ног взрослого мужчины. Вы непременно должны были его догнать!

— Мы бежали, пока нам хватило дыхания, но даже не увидели его, потому что он получил слишком большое преимущество в расстоянии. Потом, на скалах, его следы пропали, потому что земля стала такой твердой, что на ней не оставалось отпечатков его ног.

— Вы видели только его следы или были еще и другие?

— Только его.

— Значит, брата и сестры с ним уже не было. Только Олд Шеттерхэнд остался рядом с ним, он-то и должен нам обо всем рассказать.

После таких слов он подошел и в первый раз обратился непосредственно ко мне:

— Каким образом вы с мальчиком, которого мы ищем, попали сюда? Вы шли пешком или приехали верхом?

— Почему ты меня спрашиваешь? — ответил я. — Ты хочешь быть не только воином, но еще и вождем, а спрашиваешь мое мнение о том, что разом поймет даже разум ребенка. Спроси свою проницательность, если только таковая есть у тебя!

— Ты не хочешь отвечать, собака? — набросился он на меня.

— Бреши сколько угодно! От меня ты ничего не узнаешь.

Выражение «бреши» так разозлило его, что он выхватил из-за пояса нож; однако он тут же засунул его обратно, пнул меня ногой и сказал:

— Так молчи же! Скоро ты так завоешь и закричишь, что будет слышно за горами.

— Конечно, не из-за такого труса, как ты. Ведь ты позорно бежал от меня, бросив от страха ружье!

— Замолчи, иначе я вмиг заколю тебя! — закричал он, снова вытаскивая нож.

— Коли! Меня-то ты вынудишь замолчать, а свой позор — не смоешь. Твое ружье находится в руках мальчишек-мимбренхо, которых ты сделал своими смертельными врагами. Как будут мимбренхо хохотать над тобой, когда узнают, что ты, вождь юма, от ужаса бросил свое ружье и ускакал быстрее ветра!