Том 12. Окончание царствования Алексея Михайловича, 1645–1676 гг.

В 1664 году приехал в Москву знатный посол, Говарт граф Карлейль, и, небывалое дело, приехал с женою и сыном. В грамоте своей Карл II извинялся перед царем, что замедлил отправлением торжественного посольства, но выбор такого знатного человека, как родственник его граф Карлейль, должен показать особенное высокое почитание, которое он, король, питает к персоне царского величества. Бояре князь Ник. Ив. Одоевский и Юрий Алекс. Долгорукий да окольничий Васил. Сем. Волынский назначены были в ответ; велено быть им в золотах, с образцами низаными, в золотых цепях и черных шапках. Посол объявил наказ королевский: 1) известить великому государю, чтобы он изволил утвердить с королем прежнюю братскую дружбу и любовь: 2) просить возвращения привилегий английским купцам. На первую статью отвечали, что государь братской дружбы и любви с королем очень желает; а на вторую статью последовал отказ: «Торговали англичане в Московском государстве беспошлинно лет сто и нажились, а узорочных и других товаров, которые были годны в царскую казну, по своей заморской цене не давали: заповедные товары привозили и вывозили тайком; чужие товары провозили за свои, чтобы не платить пошлин: один из купцов Английской компании приезжал в Балтийское море на военном корабле и хотел грабить царских подданных, которые ездят в Швецию для торговли. Мы думаем, – говорили бояре, – что королю все это неизвестно: иначе он не стал бы просить о подтверждении прежних жалованных грамот». «Королю все известно, – отвечал посол, – но теперь он просит привилегий, потому что хочет пожаловать русскою торговлею людей себе верных, от которых никакой неправды в Московском государстве не будет: узорочные товары станут отдавать в царскую казну по заморской цене, товары станут привозить добрые, сукна нетянутые». Бояре

: «Станут англичане торговать в Архангельске с пошлинами, и королевскому величеству убытка никакого не будет, а царские подданные начнут торговать в Англии, будут платить пошлины прямые, и от того обоим государствам будет прибыль; если же англичане будут торговать в Московском государстве беспошлинно, то царской казне будет большой убыток, а прибыли никакой».

После долгих переговоров и письменных пересылок бояре объявили Карлейлю: «Великий государь, для прошенья любезнейшего и вожделеннейшего своего брата, указал английским гостям ездить в Архангельск и из Архангельска в Москву десяти человекам, людям добрым и в правде свидетельствованным и королевскому величеству годным, которых королевское величество изволит выбрать вновь. Эти десять человек могут в Москве двор купить; пошлину с своих товаров будут они платить наравне с другими иноземцами, пока у царского величества с польским королем и крымским ханом война; а как война кончится, в то время царское величество велит английским гостям указ учинить по своему государскому милосердому рассмотрению, как возможно».

Посол был недоволен. «Если, – говорил он, – царское величество привилегий не возвратит, то как между обоими великими государями основанию дружбы быть крепку?»

«А когда король отказал дать взаймы денег, то ведь от этого дружба не нарушилась», – был ответ.

Карлейль был сильно раздражен неуспехом своего дела и в этом раздражении позволил себе резкие выражения в разговорах и на письме. Так, между прочим, он позволил себе сказать, что московское правительство нарочно запросило так много денег у короля взаймы, чтобы придраться к отказу и не дать привилегий купцам; ему платили тою же монетою, прямо говорили, что он взял большие деньги с своих купцов и потому так сильно хлопочет о восстановлении привилегий. Чтобы выторговать привилегию, Карлейль предложил посредничество Англии в примирении России с Польшею. Думные люди объявили ему, что государь согласен и чтобы он, посол, отправил от себя поскорее гонца к польскому королю. «Гонца послать мне трудно, – отвечал Карлейль, – потому что прежним моим делам решения нет; прежде всего надобно восстановить теперь же привилегии английским купцам». «Тебе о привилегиях объявлено, – говорили думные люди, – и перемены в решении не будет». «А если перемены не будет, – отвечал Карлейль, – то я к польскому королю гонца не пошлю и сам не пойду, делать мне там нечего; бью челом великому государю об отпуске. Если бы царское величество королевское прошенье исполнил теперь же при мне, то я бы царскому величеству был вечно работником. Послал меня король для этого дела нарочно. Когда я к королевскому величеству приеду и ответ ему царский передам, то он скажет, что такой же ответ дан и Кромвелеву послу, хотя бы он и гонца послал, то и тот такой же бы ответ привез, и думаю, что вперед король наш к царскому величеству великих послов присылать не будет. Жаль, что это дело сделалось не при мне; а если бы порешено было при мне, то я бы смело объявил, что царскому величеству заплатилось бы в десять и в двадцать раз».