Том 13 дополнительный

 - Я не хочу оставить вас на произвол судьбы, Варрон. Мне хочется помочь вам. Вы знаете, я богатая женщина, я люблю богатство, а если я предприму что–нибудь для вашего Нерона, то предвижу лишь единственный практический результат. Тит конфискует мои прекрасные земли и мои кирпичные заводы в Италии. И все же: если я могу оказать услугу вашему делу, если я могу сделать нечто во имя Нерона, скажите мне, что я должна сделать. Я это сделаю.

 Вот теперь было бы кстати заговорить о той просьбе, с какой хотели обратиться к ней сторонники Нерона. Ведь она сама дала ему к этому повод. Но тот самый Варрон, который без малейших колебаний посылал на смерть тысячи людей; который принес в жертву своей игре родную дочь; который с сожалением, но без раскаяния видел, как умирает его друг Фронтон; который часто рисковал собственной жизнью ради менее значительных целей, - этот Варрон не мог сказать в лицо Клавдии Акте, чего он от нее хотел. Он зажегся от соприкосновения с ней. Он теперь сам не понимал, как мог он, пока был еще молод, — из одного лишь благоразумия, только чтобы не портить отношений с императором, - запретить себе видеть ее красоту, ее неповторимое своеобразие, насладиться им. А теперь этот сразу постаревший человек увидел — и раскаялся. Он, Варрон, который так долго принимал всю свою жизнь такой, как она есть, который не хотел бы вернуть обратно ничего из того, что было сделано, и не хотел бы сделать ничего из того, от чего он отказался, теперь, за короткий промежуток, вторично чувствовал раскаяние. Он раскаивался, что в свое время — как ни посмотрел бы на это Нерон — не употребил всех усилий, чтобы завоевать эту женщину, Клавдию Акту. Он почувствовал огромное искушение забыть на время свое смешное и великолепное предприятие, стать не чем иным, как прежним Варроном, и отдаться радости встречи с изумительным существом, которое по воле судьбы оказалось на его пути.

 И поэтому, вместо того чтобы воспользоваться случаем и изложить ей свою просьбу, он сказал без всякой связи с предыдущим:

 - А вы помните еще, моя Акта, как мы пускали цветных китайских рыбок в новый пруд Золотого дома?

 И он почувствовал себя молодым, как в свои лучшие времена, легкомысленным и глубоким, злым и уверенным в своем очаровании, готовым дорогой ценой заплатить за свою радость, ибо он хорошо знал, что жизнью можно вполне насладиться лишь тогда, когда ты не расчетлив. Он чувствовал глубокую близость к Клавдии Акте, близость, которой он никогда ранее не ощущал. В сущности, казалось ему, их в комнате трое: умерший подлинный Нерон был с ними, в своем лучшем образе, не мешая им, и это соткало между ними тремя глубокую, более чем дружескую связь.

 Но Акта не поддалась этой игре. Она, напротив, повторила резко и с намеренной сухостью:

 - Скажите же, что я могу сделать для вашего Нерона?

 Тогда Варрон овладел собой и сообщил ей, в чем именно он и его друзья видели единственную важную услугу, которую Акта могла бы оказать их делу.

 Они рассуждали так: если Нерон жив, то в урне, которую Акта хранила в мавзолее своего парка, в Риме, был прах какого–то неизвестного. Если Акта убеждена, что Нерон жив, то хранить эту урну смешно. Если Акта хочет показать миру, что она верит в живого Нерона, надо, чтобы она разрушила памятник и рассеяла прах по ветру. Варрон излагал ей свою просьбу в намеренно сухих словах. Прозрачная кожа на лице Акты побелела, казалось, она светится. Но голос Акты был чист и спокоен, как всегда, когда она в тон Варрону сухо подытожила:

 - Вы требуете, чтобы я рассеяла по ветру все, что еще осталось от истинного Нерона, чтобы доказать мою веру в вашего фальшивого Нерона?

 - Да, — деловым тоном сказал Варрон. Но, еще прежде чем это «да» отзвучало, он устыдился того, что предлагал, и с обычно не свойственной ему неуклюжестью прибавил: — Речь идет о деле Нерона, это, верьте, стоит горсти пепла.

 Зеленовато–карие глаза Акты долго смотрели на сенатора, друга Нерона, ее плечи чуть–чуть опустились, ее изогнутые губы задрожали.

 - То, что вы говорите, — возразила она с чуть заметной насмешкой, - конечно, очень благоразумно. Но, пожалуй, лучше бы вам этого не говорить.

 Наступило неловкое молчание, сразу ощутилось все то, что разделяло Акту и Варрона.