Том 14. М-р Моллой и другие

Он не преодолел на этом пути и полдюжины ярдов, как двери «Приусадебного мирка» распахнулись, и показались Долли с Мыльным, следуя в названной последовательности. Мгновением раньше, отметив, что Мейбл вновь свила кольца под креслом, они прониклись решимостью покинуть облюбованные насесты, и охота началась. Чрезмерными надеждами они себя, впрочем, не тешили. Создав столь солидный задел с самого старта, Макака, как они понимали, сейчас уже должен был войти в число тех далеких друзей, упоминание о которых можно часто встретить в сборнике духовных песнопений.

Когда же выяснилось, что сделал он всего несколько шагов, изумление их уравнялось с вдохновением. Две, скажем, гончих, пусть и чемпионского класса, никогда не сумели бы развить ту скорость, с которой они бросились на него; а Джордж, возобновивший размышления о Дженнифер Тиббетт, остановился у перекрестка, занеся над землей уставной ботинок, словно собирался расплющить жука. В до сих пор безмолвной ночи за его спиной развертывались события, которые (не знай он доподлинно, что в богохранимых кварталах Вэлли Филдс их не бывает) он бы мог назвать скандальными, и в нем забрезжила надежда наконец кого-нибудь свинтить, о чем так долго тосковала его душа. Затем он решил, что, вернее всего, ошибся. Просто ветерок вздыхает в листве, подумал он.

Однако, спустя мгновение, он спросил себя, так ли вздыхают ветерки? Как всякий человек, чьи юные годы прошли в деревне, он часто слышал их вздохи в листве, но среди них ни один не выдыхал непечатные выражения со среднеза-падным американским акцентом. Джордж стремительно обернулся, а обернувшись, замер как вкопанный. Подобно тому как игрок, ставящий на судьбу в поединке с автоматом, очарованно цепенеет в момент небывалого выигрыша, так и Джордж застыл при виде открывшегося ему зрелища. Некий крупный субъект пытался задушить субъекта похлипче, а в непосредственной близости от них вертелась обворожительная барышня, которая с удовольствием присоединилась бы к свалке, если б только знала, как в нее втиснуться. Другими словами, такая отчетливая и заманчивая возможность выпадает не всякому радеющему о долге констеблю.

В приподнятом духе ринулся он к месту столкновения. Вот, говорил он себе, мой звездный час; и пусть не произнес «Чаша моя преисполнена!»,[66] но был, в сущности, готов это сделать. Применил же он выражение, с умом разработанное высокими чинами для применения в сходных обстоятельствах.

— Почему шумим? — спросил он.

Вопрос этот, если задать его в тот момент, когда страсти уже накалены, может остаться без ответа. Так получилось и сейчас. Речевые возможности Макаки были невелики, а Мыльный уделил все внимание поставленной задаче. Джордж заметил, что если ранее тот стремился просто удушить его нового знакомого, то теперь, по-видимому, хотел вырвать у него голову; и пришел к выводу, что подоспела пора вмешаться. Осуществил он это в своем стиле, просто и бесхитростно. Не тратя времени на увещевания, он ухватил Мыльного за шиворот и резко взял на себя. Послышалось что-то вроде чмоканья, и Макака понял, что спасен от смертельного зажима, когда совсем было отчаялся. Миг-другой он стоял, проверяя свой дыхательный аппарат, дабы убедиться, что тот по-прежнему исправен; затем, стремясь, насколько возможно, сохранять максимальную дистанцию между собой и четой Моллоев, испарился в ночи со скоростью, которую Фредди Виджен, мчась утром к поезду 8.45, развить бы, вероятно, мог, но перекрыть — навряд ли.

Джордж, как всегда — невозмутимо и бесстрастно, старался воссоздать общую панораму событий, приведших к славному нарушению однообразия полицейской службы. Первоначальную теорию, согласно которой крупное чучело, за шею которого он теперь держался, позаимствовало сумочку очаровательной барышни, а меньшее чучело, проходя мимо, за нее вступилось, пришлось отвергнуть. Знакомство с Макакой было недолгим, однако достаточным, чтобы знать твердо — он не из тех, кто бросается выручать девиц из беды. Более вероятным представлялось, что маленькое чучело — скажем так, гуманоидная козявка — позволило себе не вполне взвешенные замечания, а большее чучело, воспылав праведным гневом, пренебрегло спокойствием помыслов и дало волю сильным чувствам.

Прекрасно, подумал Джордж, все это прекрасно, в знак восхищения таким рыцарством можно и шлем приподнять, однако нельзя же допускать столь злостных нарушений общественного порядка, тем более — в присутствии полицейских, которые уже месяцами хотят задержать кого-нибудь. Он плотнее надавил на шею Мыльного, а другой рукой захватил его запястье, придав ему положение, при котором, если возникла бы надобность, его можно было бы связать в рифовый узел, напомнив ему о последних посещениях остеопата. Именно тогда запечатленные чувства барышни выхлестнули наружу.

— Ах ты дубина стоеросовая! — процедила она.