Том 14. За рубежом. Письма к тетеньке

Помнится, когда-то один из стоящих на страже русских публицистов, выдергивая отдельные фразы из моих литературных писаний, открыл в них присутствие неблагонадежных элементов и откровенно о том заявил. — Речь идет о статье В. П. Безобразова «Наши охранители и наши прогрессисты», напечатанной в октябрьской книжке «Русского вестника» за 1869 г. Статья содержала ряд скрытых, но достаточно прозрачных политических выпадов против салтыковской сатиры, которая зачислялась в рубрику «неблагонадежных материалов и неблагонадежных понятий», Салтыков тогда же выступил с разоблачением подлинной сути брошенных ему и его «литературной партии» обвинений. В декабрьской книжке «Отеч. зап.» за 1869 г. он напечатал (без подписи) резкую полемическую статью программного характера под названием «Человек, который смеется» (см. в т. 9 наст. изд.). Позднее Салтыков несколько раз вскользь возвращался к этим безобразовским обвинениям — в «Итогах», «Убежище Монрепо», «Круглом годе».

«Башмаков еще не износила». — Из монолога Гамлета в 1-м действии трагедии Шекспира.

«Штандпункт» — точка зрения (н е м. Standpunkt).

…как жених в полунощи… — из Евангелия (M a т ф., XXV, 6).

…взял в руки газету, и вдруг… видит: «Увольняется от службы по прошению…» — Вся эта часть «письма десятого» является сатирическим откликом на живо интересовавшие Петербург 1881–1882 гг. многочисленные перемещения, отставки, увольнения, назначения и т. п. в правительственных сферах, часто совершенно неожиданные для самих увольняемых или назначаемых. Так, например, министр почт и телеграфов Л. С. Маков узнал о своем «упразднении» лишь через день после царского указа и от случайно зашедшего к нему посетителя (см. об этом в «Дневнике» П. Валуева от 19 марта 1881 г.). Эта министерская и чиновничья «чехарда» была вызвана сначала событием 1 марта и последовавшим вскоре кратким периодом резких колебаний правительства, а затем твердым поворотом государственного руля на курс реакции.

…приехали какие-то и «пойги» из Вильманстранда. — «

Пойга» — мальчик, юноша (по-фински); Вильманстранд — в то время город Выборгской губ. (по-фински Лаппенранта).

Письмо одиннадцатое^*

Письмо двенадцатое^*

Впервые, с нумерацией «VII» — ОЗ,

1882, № 3 (вып. в свет 18 марта), стр. 251–280. Начато не ранее 26 января — закончено в феврале[391].

Сохранилась черновая рукопись, без начала (№ 202). В конце ее (л. 5 об.) записи карандашом, рукою Салтыкова: «Не понимают благородных идей. Безграмотность (письмо). Говорят, что я повторяюсь. — [Нельзя] (Надо кол на голове тесать). Что такое человек? Прежде говорили, что человек смертен. Ныне прибавляют: и сверх того подлежит искоренению».

Варианты рукописного текста

Стр. 411, строка 17. Вместо: «или даже у Кокорева» — в рукописи:

или у Мальтуса.

Стр. 414, строка 41. После: «…все-таки надо

… да-с!» — в рукописи:

Однажды, впрочем, и Расплюев рискнул свое слово вставить; предложив вопрос:

— А как же насчет врачевания? Ежели теперича все огнем попалить» да мечом порубить — стало быть…

На это Ноздрев совершенно ясно и вразумительно ответил:

— Вот именно это самое я и хотел сказать.

[После чего все недоразумения моментально исчезли, публика начала подниматься из-за стола, чтоб рассеяться по другим комнатам. Здесь Ноздрев все-таки не переставал быть центром и все говорил, все говорил.

— Прежде всего необходимо опознаться, потом сосчитаться, а наконец, и ударить разом со всех сторон: с фронта, и с тыла, и с обоих флангов.

Или:

— Невод необходимо заводить так, чтобы сразу уловить все подлежащее уловлению. Если же мы будем вытаскивать по одному пискарю на улов, то даже через тысячелетие хорошей ухи мы не соберем.

Однажды в видах большей убедительности он даже попытался иллюстрировать свои сентенции анекдотом:

— В последнюю войну, — начал он, — будучи в Систове в качестве чиновника по интендантской части…

Но сейчас же спохватился и махнул рукой, точно отгоняя дьявольское наваждение, присовокупил:

— Только те, которые истинно любят свое отечество, могут понимать, сколь сладко может волновать это чувство патриотические сердца.

Одним словом, Ноздрев торжествовал на всех пунктах; но Грызунову показалось, что раут его как будто начинает заминаться и что некоторые из гостей даже избегают кабинета, в котором Ноздрев расположил свою главную квартиру. Под влиянием этой мысли он выдвинулся вперед][392].

Стр. 415, строки 25–27. Вместо: «Прежде всего <…> тучность, царь-пушкой» — в рукописи: