Том 15. Царствование Петра I Алексеевича, 1703–1709 гг.

На континенте вошел в сношения с Марльборо царский агент Гюйсен. Герцог объявил ему, что готов содействовать видам царя, если ему дано будет княжество в России. Когда Головкин дал знать Петру об этом, то получил ответ: «Ответствовать Геезену на его вопрошение, что дук Малбург желает княжества из русских: на что отписать к Геезену, и если от так и вышереченный дук к тому склонен, то обещать ему из трех, которые похочет-Киевское, Владимирское или Сибирское, и притом склонять его, чтоб оный вспомогал у королевы о добром миру (с) шведом, обещать ему, ежели он то учинит, то с оного княжества по все годы жизни его непременно дано будет по 50000 ефимков, тако ж камень рубин, какого или нет, или зело мало такого величества в Европе, тако ж и орден св. Андрея прислан будет». Дело не пошло далее. Никакое посредство не могло иметь действия при твердо выраженной воле Петра: «По самой нужде и Нарву (шведу) уступить, а о Питербурхе всеми мерами искать удержать за что-нибудь, а о отдаче оного ниже в мыслях иметь». Так, весною 1707 года посредством французского посла при Рагоци Дезальера сделано было предложение Людовику XIV быть посредником при заключении мира между Россиею и Швециею на приведенном условии, за что Петр обещал Людовику свои войска, которые король мог употребить по своему желанию. Дело началось, но Карл XII отвечал, что согласится на мир только тогда, когда царь возвратит все завоеванное без исключения и вознаградит за военные издержки; что он, Карл, скорее пожертвует последним жителем своего государства, чем согласится оставить Петербург в руках царских.

Так же мало было надежды и у венского двора, при котором находился в это время Гюйсен.

Он писал 19 марта 1707 года: «Неприятель наш не спит и старается у других народов привести наш народ в ненависть; шведские министры внушают при всех дворах, что царское величество благодаря своему многочисленному и хорошо обученному войску может со временем предпринять наступательное движение на других государей и преодолеть их скифским подобием. Царевичу своему велел быть в Польшу, чтоб его или князя Александра Меншикова сделать королем польским; главный интерес соседних государей требует препятствовать всеми средствами, чтоб царское войско и флот не могли прийти в лучший порядок. Эти внушения имеют силу здесь: цесарь признал Станислава королем, и думаю, что никогда не будет просить царское величество о посылке в Венгрию московских войск. Когда была здесь речь, что царское величество согласится, по цесаревой просьбе, послать несколько тысяч московских Козаков в Седмиградскую землю для склонения венгров к миру, то цесарские министры, склонные к шведской стороне, рассуждали, что никак нельзя на это согласиться: царь может утвердиться в Венгрии, опершись на живущих здесь сербов греческой веры».

Гюйсен имел поручение предложить от имени царя польскую корону знаменитому императорскому полководцу, принцу Евгению Савойскому. Гюйсен написал об этом Евгению в Милан, и тот отвечал Петру 3 мая, что останется вечно благодарен за такое милостивое расположение к его особе, но, находясь в императорской службе, он не может ничего сделать без ведома императора и всего менее думает оставить службу последнего; кроме того, он находится теперь вдали от двора и накануне открытия кампании. Гюйсен отправился в Милан к Евгению, чтоб лично настаивать на принятии царского предложения. Евгений дал знать Петру от 12 мая, что отправил нарочного курьера к императору с извещением о царском предложении. Какой был получен ответ от императора, неизвестно; только в июне Гюйсен доносил из Вены, что император и принц Евгений охотно приняли бы царское предложение, только императору хотелось бы, чтоб царь и Речь Посполитая отложили избрание до окончания войны. Этим дело и кончилось.