Том 16

В рабочем дне время, потребное для необходимого труда, дано; но время, употребляемое для прибавочного труда, не установлено никаким экономическим законом; оно может быть, в пределах определенных границ, более продолжительным и менее продолжительным. Оно никогда не может быть равно нулю, потому что тогда исчезло бы для капиталиста побуждение применять труд; вместе с тем общая продолжительность рабочего дня по физиологическим причинам никогда не может достигнуть 24 часов. Однако между рабочим днем, например, в 6 часов и рабочим днем в 24 часа есть много промежуточных ступеней. Законы товарного обмена требуют, чтобы продолжительность рабочего дня не превышала продолжительности, совместимой с нормальным износом рабочего. Но что означает этот нормальный износ? Сколько часов ежедневного труда совместимо с нормальным износом? Здесь мнение капиталистов резко отличается от мнения рабочих, а так как высшего авторитета в этом отношении нет, то вопрос решается силой. История установления продолжительности рабочего дня есть история борьбы за его границы между совокупным капиталистом к совокупным рабочим, между классом капиталистов и классом рабочих.

«Капитал, как уже отмечалось, не изобрел прибавочного труда. Всюду, где часть общества обладает монополией на средства производства, работник, свободный или несвободный, должен присоединять к рабочему времени, необходимому для содержания его самого, излишнее рабочее время, чтобы произвести жизненные средства для собственника средств производства, будет ли этим собственником афинский χαλοζ χαγαυοζ [аристократ. Ред.],этрусский теократ, civis romanus [римский гражданин. Ред.]

, норманский барон, американский рабовладелец, валашский боярин, современный лендлорд или капиталист» [246–247].

Однако очевидно, что во всяком обществе, где потребительная стоимость продукта имеет большее значение, чем его меновая стоимость, прибавочный труд ограничен более или менее узким кругом общественных потребностей и что при этих условиях не существует непременного стремления к прибавочному труду ради него самого. Так, в классический период древности прибавочный труд в его крайней форме, труд, убивающий работника, существовал почти исключительно в золотых и серебряных рудниках, где меновая стоимость производилась в ее самостоятельной форме, в виде денег.

«Но как только народы, у которых производство совершается еще в сравнительно низких формах рабского, барщинного труда и т. д., вовлекаются в мировой рынок, на котором господствует капиталистический способ производства и который преобладающим интересом делает продажу продуктов этого производства за границу, так к варварским ужасам рабства, крепостничества и т. д. присоединяется цивилизованный ужас чрезмерного труда. Поэтому труд негров в южных штатах Американского союза носил умеренно-патриархальный характер до тех пор, пока целью производства было главным образом непосредственное удовлетворение собственных потребностей. Но по мере того как экспорт хлопка становился жизненным интересом для этих штатов, чрезмерный труд негра, доходящий в отдельных случаях до потребления его жизни в течение семи лет труда, становился фактором рассчитанной и рассчитывающей системы… То же самое происходило с барщинным трудом,

например в Дунайских княжествах» [247].

Здесь сравнение с капиталистическим производством становится особенно интересным, потому что при барщине прибавочный труд обладает самостоятельной осязательной формой.

«Предположим, что рабочий день состоит из 6 часов необходимого труда и 6 часов прибавочного труда. В таком случае свободный рабочий доставляет капиталисту еженедельно 36 часов прибавочного труда. Это равносильно тому, как если бы он работал 3 дня в неделю на себя и 3 дня в неделю даром на капиталиста. Но это распадение рабочего времени незаметно. Прибавочный труд и необходимый труд сливаются вместе. Поэтому то же самое отношение я мог бы, например, выразить в таком виде, что рабочий в продолжение каждой минуты работает 30 секунд на себя и 30 секунд на капиталиста. Иначе обстоит дело с барщинным трудом. Необходимый труд, который выполняет, например, валашский крестьянин для поддержания собственного существования, пространственно отделен от его прибавочного труда на боярина. Первый труд он выполняет на своем собственном поле, второй — в господском поместье. Обе части рабочего времени существуют поэтому самостоятельно. В форме барщинного труда прибавочный труд точно отделен от необходимого труда» [248].