Том 17

— В “Брдзола” пишущим был я, да, быть может, еще Северин Джугели… Кецховели был практиком, организатором. Орган вел Кецховели, но писал он мало. И вышло, что Кецховели был фактическим редактором, а редактировать не умел.

— В 1900 годах у нас была в Баку большая типография. В ней мы размножали “Искру” и распространяли ее на всю Россию…

— Первое столкновение внутри “Месаме-даси” (грузинская социал-демократическая организация 1892–1903 годов. — Ред.

) было по вопросу о нелегальной прессе. Левые придавали главное значение нелегальной прессе. Правые превозносили легальную прессу. С этого и начались расхождения у левых с правыми. Те, кто был за легальную прессу, почти все потом ушли к меньшевикам… Руководители “Месаме-даси” не хотели иметь в Тифлисе нелегальной прессы, поэтому и издание “Брдзола” пришлось перенести в Баку.

— Верно, что тон моих статей в “Брдзола” несколько иной, спокойный. Спокойный тон был… Я тогда тянул в профессуру — хотел поступить в университет. Кецховели меня за это ругал. Батумские расстрелы перевернули все во мне. Я начал ругаться… Тон изменился…

— Батумская листовка (“Товарищи”) — моя. Там больше некому было писать. Но я ее вычеркнул… Осталась в томе только прокламация “9 марта”, имеющая историческое значение.

— В “Кавказском Рабочем Листке” писали Спандарян и я. Правильно, что статьи “Эпизод великой русской революции” и “Елисаветпольские события” — не мои. Статья “Тифлис, 20 ноября” — моя. Это я помню.

— Статьи “Анархизм или социализм?” не были окончены… Заметки, которые я сделал, имея в виду писать дальше, при обыске в Баку затерялись. Да и надобность в продолжении отпала. Анархистов скоро не оказалось. Они появились в Тифлисе как-то налетом… В этой работе есть одно неправильное, устарелое положение. Раньше революционные социал-демократы обуславливали возможность социалистической революции наличием большинства пролетариата в стране. Потом мы это условие выкинули. Это надо было оговорить, что я и сделал. Первый вариант “Анархизма или социализма?” отнесен в приложения. Из двух предисловий к двум разным вариантам сделано одно…

— Кое-что не найдено. Прежде всего, программа занятий в кружках. Дело было в 1898 году. Программа, по которой кружки занимались, была трафаретная. Сначала пропагандист рассказывал о первобытном коммунизме. На смену первобытному коммунизму наступила эпоха рабства. Потом капитализм. Таким образом, общественный строй менялся. Точно так же на смену капитализма должен прийти социализм… Я все это изменил. Программу построил иначе. Первой темой была такая: “Почему мы бедны, хотя все создаем?” Вторая тема: “Почему мы бесправны?” и т. д. Потом давалась историческая справка. Новая программа рабочим очень понравилась. Вано Стуруа еще с одним рабочим (тов. Сталин называл фамилию и второго рабочего, но я плохо расслышал, кажется, Ниниа) размножили программу и раздали кружкам. Пропаганда стала вестись потом по этой программе. Она разошлась во многих экземплярах. Хорошо было бы найти эту программу…

— Не могут еще найти мое “Кредо”. Дело было в 1904 году. Тогда я только что вернулся из ссылки. Знакомых старых работников в Тифлисе не оказалось: одни были отправлены в ссылку, другие находились в тюрьме. В Тифлис понаехали новые люди — студенты из Риги, из Томска и других мест. Они приняли меня в штыки. Хотя низовые работники и середняки знали меня хорошо. Я однажды сказал: плоха у вас организационная сторона, пропаганда еще ведется, а организация дела слаба. На меня донесли, сказали еще, что “Искру” ругает… Мне за это “припаяли”… и потребовали: пусть Сталин напишет свое “Кредо”. Я такое “Кредо” написал. Помню, в нем были разделы: теория, практика, организация… Потом это “Кредо” распространялось в организации. (За несколько дней до этой беседы передавали, что тов. Сталин будто бы даже помнил, что передал 70 экземпляров “Кредо” одному армянину, работнику Союзного комитета, кажется, как потом было с ним уточнено, Шавердову Дакуш. — В.М.

)…

Спустя некоторое время с речью в “защиту” т. Кружкова выступил т. Шария. Он стал оспаривать мое заявление о том, что перевод первого тома был уже готов… и прочее. Защита вышла декларативной и малоубедительной.

То ли вскоре после выступления т. Шария, то ли раньше этого тов. Сталин, как бы в защиту меня, сказал, имея в виду мое незнание грузинского языка:

— Он меньше вооружен.

Я снова попросил разрешения сказать несколько слов. Товарищ Сталин вопросительно посмотрел, как бы говоря: стоит ли возражать? Я оговорился, что возражать т. Шария я не собираюсь, а хочу назвать некоторые неизвестные работы. Мне было разрешено высказаться.

— Если вошедшие в том две статьи из “Брдзола”, — сказал я, — принадлежат тов. Сталину, то…

Здесь тов. Сталин бросил реплику:

— Эти статьи — мои, я хорошо помню, как их писал…