Том 17. Твердая рука. Мексиканская месть

— Четыре раза всходило солнце, а старейшины нашего народа все еще не отходят от костра совета. Лишь только ради приезда брата моего, Твердой Руки, решились они прервать на один час свои труды.

Охотник нахмурился.

— А я не мог бы поговорить несколько минут с великим сашемом?

— Не знаю, право, что ответить по этому поводу брату моему, — отозвался Ястреб.

— Хорошо, — сказал охотник, внезапно меняя ход разговора. — Нет ли у Ястреба поручения для меня?

— Никакого! Ястребу было только приказано доложить о приходе Твердой Руки, как только он появится.

— Ооа! А вот и я! Или брат мой Ястреб исполнил уже полученный приказ и доложил обо мне?

Вместо ответа Ястреб приподнял завесу и, посторонившись, пропустил охотника в «большую комнату» совета. В обширном зале, совершенно лишенном мебели, если не считать высушенных черепов бизонов, заменявших стулья, свыше двадцати усевшихся в круг человек торжественно и сосредоточенно раскуривали калюме[58], передавая его из рук в руки.

В центре круга в золотой жаровне горел неугасимый огонь Монтесумы[59]

. Предание гласит, что этот последний император Мексики перед смертью роздал самым верным своим приверженцам этот огонь, который, как еще и теперь уверяют индейцы, берет свое начало от самого солнца. Этот огонь, ревниво оберегаемый от взоров простых смертных, извлекался из глубокого подземелья напоказ народу лишь при исключительных обстоятельствах. Тот факт, что он был перенесен в этот зал, говорил о том, что совету предстояло обсудить дело первостепенной важности. О том же свидетельствовали суровые и сосредоточенные, исполненные достоинства лица собравшихся вождей. Вопреки обыкновению все они были без оружия. Эта мера предосторожности, принятая по инициативе великого сашема, объяснялась не столько значительным числом собравшихся вождей, сколько принадлежностью их к разным племенам. Ведь, кроме представителей каждого племени из конфедерации папагосов, в этом совете присутствовали сашемы народов, находившихся обычно в состоянии войны с папагосами и теперь отложивших на время свою вражду, чтобы принять участие во всеобщем восстании против непримиримых врагов индейцев. Тут можно было увидеть яков, майев и серисов в самых парадных нарядах, разукрашенных волчьими хвостами, этими знаками отличия, право ношения которых имеют только храбрейшие. Там и сям мелькали лица белых и креолов; то были вольные охотники прерий и трапперы. Председательствовал на этом собрании Огненный Глаз, тот самый старик, портрет которого мы уже набросали выше. При появлении Твердой Руки все воины встали, повернулись к нему лицом и, любезно поклонившись, пригласили сесть между ними.

Охотник, внутренне польщенный оказанным ему приемом, в свою очередь с достоинством поклонился членам совета и занял место справа от Огненного Глаза, вручив предварительно свое оружие Ястребу, который немедленно вынес его из комнаты совета. Наступило молчание, длившееся до тех пор, пока Твердая Рука не сделал несколько затяжек из переданного ему калюме. Молчание прервал Огненный Глаз.

— Сын наш прибыл к нам как нельзя более кстати, — обратился он к охотнику, — братья Твердой Руки с нетерпением ждали его возвращения. Он побывал в стане наших врагов, у него есть, конечно, что сообщить нам.

Охотник поднялся и, обведя взглядом все собрание, начал:

— Я, действительно, прибыл из страны гачупин[60], я посетил их города, побывал в их селениях, проник в их форты. Они отдают себе отчет в угрожающей им опасности, принимают все меры, чтобы пресечь ее, — словом, они, так же как и мы, готовятся к войне.

— Это довольно общие и расплывчатые сведения; мы надеялись, что Твердая Рука более точно осведомит нас о передвижениях неприятельских сил, — упрекнул охотника Огненный Глаз.

— Я, действительно, могу это сделать… — ответил Твердая Рука.

— К чему же тогда хранить молчание? На мгновение молодой человек замялся, смутившись под множеством устремленных на него глаз.

— У белых есть поговорка, — вымолвил он наконец, — мудрость которой я ценю сегодня как никогда.

— Что за поговорка?

— Слово — серебро, молчание — золото…

— Может быть, сын мой выскажется яснее? — настаивал Огненный Глаз.

— Самое страшное оружие белых — это умение сеять измену среди своих врагов, — продолжал охотник. — Они всегда побеждали нас с помощью измены, избегая открытой и честной встречи с индейцами лицом к лицу. Вот поэтому-то нам не следует решать на таком многочисленном собрании дела, от которых так много зависит. Кто знает, не затесался ли в нашу среду предатель? Пока речь идет об общих вопросах войны, это еще куда ни шло; но раз уж мы приступаем к обсуждению действий, от которых зависит исход войны, необходимо принять меры, чтобы неприятель не был осведомлен о наших решениях.

— Но у нас нет возможности поступить иначе.