– Нет, не в тем, Василий Петрович, - заторопился с объяснением кондуктор. - А как, стал быть, относительно энтой самой девчурки… Ну, известно, как, стал быть, большие господа, - оченно интересно, дескать, как оно?.. И все прочее. Как можно, приказывали! И сами Карп Ильич, наш обер, значит, строго-настрого велели: «Без механика, чу, и не являйся, Слепаков!..» Пожалуйте, уж!..
– Не велика фря ваш обер, - спокойно заметил Василий Петрович, осаживая паровоз под трубу.
– Да не в тем… Обер - что!.. Тут, понимать надо, иной разговор. Все господа… Самые генералы… Баронесса одна… Как ее? Запамятовал! [Фамилье-то такое, нерусское… Говорят, при дворе… Самая, что ни на есть!.. Важнеющая, одно слово!..] Так она, пуще всех, вишь: «Привести да привести машиниста»… Уж пожалуйте, сделайте милость, Василий Петрович!
– Вот привязался!.. Ну, чего я там пойду делать?.. Не умею я разговаривать с э[с]тими господами важными.
– Христом-богом прошу! - взмолился кондуктор. - Пожалуйста, Василий Петрович!.. Господ изобидите. Потому - все желают и оченно дожидаются… Большой скандал даже может произойти…
– Какой такой скандал? - злобно прищурил глаза Маров. - Что ты меня скандалом пугаешь, [куроцап]? Я свое дело знаю!.. А ты вот не имеешь понятия, что машинист не вправе оставить паровоз при маневрах…
– Оченно понимаем, Василий Петрович! не первый год служим… Только в этом разе [чу] такая история [что важнеющие пассажиры… Может которые из них с министром - чашка-ложка… И приказы… Просют! - поправился кондуктор]… Оченно уж просют!.. Идите, ради бога! не теряйте время…
– А, черт! - выругался Василий Петрович. - Пойти, что ли? - спросил он, не оборачиваясь к Хлебопчуку. Но Сава или не слышал его [вопроса], или, быть может, опечалился, что Василий Петрович и спрашивает, и как бы не спрашивает его; только не отозвался ни звуком на этот вопрос, чем еще сильнее обозлил Марова. [«Вишь, ехидна!» - обругал друга в душе окончательно расстроившийся] Не получив ответа, Василий Петрович [к великому удовольствию посланца]* быстро шагнул на ступеньку.
* Вместо этих слов было вписано, а затем зачеркнуто: окончательно расстроившись.
– Много там их? - спрашивал он по дороге к вагону-ресторану[, из широких окон которого лились далеко на землю потоки ослепительного электричества].
– Да все, что ни на есть!.. Весь поезд, без малого… Опричь генералов и прочих офицеров, дам с этой с баронессой, иностранные господа… [Они, пущай, сами по себе, стороной, хоша в разговор вступают. Ну, потом, сибирячки, золотопромышленники… Миллионеры…] Да всякого народу там довольно! - закончил кондуктор [к вящему беспокойству Василья Петровича, очень смущавшегося предстоящим ему разговором с пассажирами «высокого давления»].
Роскошный вагон-ресторан был [ему] хорошо знаком Марову, так как приходилось ездить с экспрессом десятки раз; но знаком лишь по внешности, бывать же внутри [всех этих шикарных вагонов] надобности до сих пор не представлялось. Василий Петрович остановился на минуту в раздумье у двери, которую поспешил распахнуть перед ним забежавший кондуктор, - не вернуться ли уж?.. Но устыдился малодушия и вступил в проход [мимо кондуктора, с высоко поднятой головой].