Том 19. Миссурийские разбойники. Меткая Пуля

— Не оправдывайтесь, — продолжал старик с живостью. — Я это знаю, и мы с сыном с радостью замечали вашу любовь, потому что девочка будет счастлива с человеком прямодушным и мужественным. Будучи поставлены в такое положение, не зная наших намерений или толкуя их в неблагоприятную для себя сторону, вы полагаете, что вам не следует обвинять наших родственников и что, может быть, мы не поверим этому обвинению; как честный человек, вы сдерживаете себя. Повторяю вам — это благородно; но опасность велика и не допускает промедления. Нашего родственника Лагренэ мы знаем хорошо и даже, может быть, лучше, чем вас. Мы знаем, что ложь никогда не оскверняла вашего языка. Но теперь скрывать что-нибудь было бы преступлением; вы сделаетесь как бы соумышленником злодеев. Говорите же прямо, вождь, мои дети просят вас об этом вместе со мной.

— Повинуюсь, — ответил вождь почтительно.

— И главное, не скрывайте ничего, — сказал Франсуа Бержэ, дружески пожимая ему руку, причем Меткая Пуля улыбкой, а Оливье взглядом как бы приглашали его не медлить.

— Расскажу вам все по порядку, — начал индеец после короткого молчания. — Вы верно угадали — мое сердце летело к Вечерней Росе. Я люблю ее, ее любовь — мое счастье, ее голос — моя радость.

Старики обменялись радостной улыбкой.

— По возвращении в селение после неудачного похода я узнал, что Вечерней Росы нет в доме ее отца. Я осведомлялся у всех и даже осмелился у вас спросить, где она. Ваш ответ преисполнил меня печали и безнадежности. С разбитым сердцем удалился я в свою хижину. Отец моего отца сжалился надо мной. Куга-гандэ любит меня, он утешал и увещевал меня, как мудрец: «Поезжай, — говорил он, — отыщи Меткую Пулю, ожидающего тебя в назначенном тобой месте. Расскажи ему о случившемся. Он брат Вечерней Росы и будет плакать вместе с тобой или даст тебе добрый совет. В твое отсутствие я не стану дремать и, если понадобится, сам отправлюсь в поселение белого человека на Ветряной реке. Ступай, сын мой, и да благословит тебя Ваконда!» Я повиновался отцу моего отца, надел дорожное платье, взял оружие, провизию и уехал. Печалью была преисполнена моя душа, мрачное предчувствие о возможности ужасного несчастья грызло мою душу. Сам Ваконда послал мне это предчувствие, потому что оно не обмануло меня…

— Мужайтесь, дитя мое, — сказал старик ласково. — Ваконда милостив и всемогущ, он посылает испытания своим избранникам.

— Два часа тому назад я возвратился в наше селение, тревожный и печальный. Даже забыв проститься с друзьями, я поспешил в свою хижину. Отец моего отца ожидал меня. Мрачный и печальный сидел он на пороге нашей хижины и встал, увидев меня. По грустному взгляду, который он устремил на меня, я понял, что у него печальные вести. Куга-гандэ старейшина, в его словах нельзя сомневаться. Вот что я узнал от него. Два дня, скрываясь в чаще кустарников, он не спускал глаз с хижины поселенца на Ветряной реке. Вечером другого дня, когда еще луна не взошла, послышался тихий свист неподалеку от его дома и показался бледнолицый в одежде лесного охотника с винтовкой в руках. За дальностью расстояния различить черты его лица было невозможно. Почти в ту же минуту отворилась дверь хижины и оттуда выскользнул человек. Это был сам Лагренэ.

— Уверены ли вы в том, что говорите? — спросил дед с живостью.

— Куга-гандэ узнал его, — ответил вождь просто.

— Продолжайте.

— Он подошел к неизвестному человеку, и долго они о чем-то шептались, потом они расстались, обменявшись словами, которые были произнесены так громко, что старейшина Куга-гандэ ясно их расслышал. Эти слова, заключавшие, вероятно, суть их переговоров, заключались в следующем: «Так вы даете мне честное слово, что она будет в целости и невредимости?» — «Клянусь, что она будет пользоваться у меня полным уважением, как будто моя сестра или дочь», — ответил охотник.

Поселенец одобрительно кивнул головой и, возвратясь в хижину, запер за собой дверь. Охотник скрылся в лесу.

Прошло два часа. Почти в ту самую минуту, когда раздался первый крик филина, старейшина, неподвижно остававшийся в чаще, навострив уши и глаза, вдруг услышал далекий шум, который быстро приближался, потому что люди, не боясь нападения, не принимали никаких мер предосторожности. Вскоре они появились. Их было по крайней мере тридцать человек, и все бледнолицые, вооруженные винтовками. Молча окружили они хижину и, по данному одним из них сигналу, бросились на штурм с обеих сторон.

Лагренэ со своими работниками защищались, как люди, захваченные врасплох во время сна, то есть плохо, без всякого порядка и единодушия.